— Отыщем как миленького! Определим, кому до зарезу необходимо было убрать академика, и отыщем!
Свет хотел сказать, что, если подумать, то до зарезу убрать академика было необходимо хотя бы чародею Смороде. Но не сказал: ведь Буня не ехал после эксперимента в карете Кудесника и знать не знал, о чем они там говорили. На объяснение собственных мотивов потребовалось бы некоторое время. А к Свету вдруг явилась очередная любопытная мысль.
— Хорошо, — сказал Свет. — Спасибо, что успокоили! А я, грешным делом, предположил, что это именно вы надоумили Кудесника пригласить меня на гуся с яблоками.
— Фаршированный гусь у него всегда хорош. Я бы с удовольствием отведал…
— А вас он не приглашал?
— Меня нет. И это доказывает, что вас он приглашал совсем не с той целью, какая пришла вам на ум. Иначе я бы наверняка был приглашен с вами на пару.
Свет встал:
— Да, вы правы. Простите, что отнял у вас столько драгоценного времени. Пойду раскручиваться с паломницей. — Он протянул Буне десницу.
Буня, сверкнув лысиной, ответил на рукопожатие, но Свет заметил, что опекун министерства безопасности продолжает контролировать свой ментальный образ. А значит, верить сказанным Буней словам — все равно что бросаться снежками в солнышко. Лучше уж оборотиться Хорсом и наоборот, кидать солнечные лучи в снег. Если не попадешь лучиком в лысину Лаптя, Купала оный снег растопит. А в талой водичке может обнаружиться кое-что стоящее.
И потому, выйдя из приемной опекуна министерства безопасности от Палаты чародеев Буни Лаптя, чародей Свет Сморода тут же направил свои стопы в кабинет сыскника-волшебника Буривоя Смирного.
Смирный оказался у себя. Как и Лапоть, трудился над некими важными документами.
— Здравы будьте, брат!
Смирный взглянул на незваного гостя не очень дружелюбно и перевернул текстом вниз лежащий перед ним лист бумаги:
— Будьте и вы здравы, чародей! Заходите.
Свет зашел. И даже сел на стул, стоящий с противоположной от хозяина стороны стола. На этом стуле обычно сидели те, кто попадал в сей кабинет отнюдь не по собственному желанию. Свет поделился этим своим наблюдением с сыскником.
Смирный откровенно поморщился:
— Вы знаете, чародей, у меня не так уж много времени, чтобы выслушивать ваши догадки по поводу стульев в моем кабинете. Простите, но меня ждет отчет.
— Как я понимаю, в отчете этом ничего особенно радующего не предвидится?
Смирный посмотрел на него с неудовольствием, но промолчал.
— Думается, традиционные версии у вас не подтверждаются, — продолжал Свет. — Научные противники академика не настолько завидовали своему конкуренту, чтобы решиться на убийство. Ибо, будучи обычными людьми, не до конца понимали важность его открытия…
Сыскник снова поморщился и снова промолчал. Глаза его блуждали по лежащему на столе бумажному листу.
— Я прав, брат?
Самая обычная вежливость требовала от сыскника ответа на прямо поставленный вопрос. И он ответил:
— Вы знаете, чародей… Поскольку вы не привлечены к сыску официально, я думаю, мне не след углубляться с вами в его обсуждение.
Свет кивнул: было бы странно услышать от сыскника какой-либо иной ответ.
— Извините, чародей, мне надо работать! От меня ждут отчета.
— Да, — сказал Свет, — работать надо. Но сидя за отчетом не забудьте, что убить человека могут не только научные противники. Друзья и знакомые — тоже. Таким знакомым был я. И задайте себе вопрос: почему академик погиб именно в тот вечер? Почему не раньше? Или не позже…
Он встал и не прощаясь направился к двери. На пороге он оглянулся. |