Но темнота и покой, — как всегда бывает после очень яркого света, — пришли не сразу. Несколько мгновений и под зажмуренными веками продолжало гореть солнце, вернее, яркое бесформенное пятно, в центре которого торчал чёрный неровный пятиугольник почему-то с одним острым углом. Такой нарисованный ребёнком домик с острой крышей… Когда пришла наконец желанная тьма, глаза успокоились, и Чернов позволил себе открыть их, уставившись, естественно, в землю, в траву, он почему-то подумал, что пятиугольник с неравными углами и сторонами, то есть домик на листе бумаге, — это что-то должно значить. Хотя зачем ломать голову над ерундой? Обычная реакция зрения на световой удар, каждый знаком с нею, а форма чёрного пятна — случайна…
Но не сбылось написанное в Книге и, что самое интересное, когда-то уже бывшее с Бегуном, в каком-то из его прежних Путей, раз всплыла соответствующая цитата. Ничего не подсказало светило, или Чернов — в отличие от канонического Бегуна из Книги — не смог вытерпеть и дождаться «истинного». Ясно было лишь одно: какой-то из смоделированных здесь и сейчас Вефилей — именно истинный, и надо посетить каждый, не торопиться, попробовать поискать какие-то другие, не солнечные, подсказки, чтобы определить свой город. Можно было, правда, плюнуть на поиск, рвануть прочь от всех четырёх и рано или поздно наткнуться на Зрячего. Чернов верил, что Сдвиг произошёл, хотя и ублюдочный, с полной потерей людей, но раз произошёл, то в этом среднеевропейском ПВ обязательно должен оказаться Зрячий, иначе придётся отказать Сущему даже в минимуме логики. А этого Чернов сделать не мог. И не потому, что верил истово, а потому, что упрямо видел — или всё же подозревал, но тоже упрямо! — железную логику во всей внешней нелогичности происходящего изо дня в день, из ночи в ночь.
Логика в нелогичности — это сильно, признал Чернов, но от подозрений не отказался. Четыре Вефиля — это знак, намёк, четыре карты, упавшие на сукно рубашками вверх, одна из которых — искомый туз. Туз — это обязательно. Чернов должен найти его и, говоря языком преферансистов, зайти прямо с него.
Четыре города лежали на четыре стороны света. С какой начать?.. Начну-ка я с востока, решил Чернов, поскольку солнце вставало с утра именно там, а именно в солнце крылась подсказка, которую Чернов пока не обнаружил. Не любил кроссвордов, ребусов, криптограмм, не умел разгадывать их.
К месту — маленькое отступление. Очень часто пополняется список того, что Чернов не любил и не умел. Поневоле должно сложиться впечатление, будто Бегун — ограниченно образованный, ленивый умом физкультурник из разряда «сила есть — ума не надо». Не стоит спешить с выводами, до конца Пути ещё пилить и пилить…
Отступление закончено, можно вернуться к действию. Оно началось с привычного — с бега. Через лес — к Вефилю-восточному, обозначим его так.
Домчал до него Чернов, бодро домчал, хотя и провёл ночь без сна и в нервных метаниях по полям-лесам, обосновался на площади перед Храмом, решив начать поиск с центра. Поиск чего — этого он не знал. Считал по-наполеоновски: главное — ввязаться в сражение, а потом, как в песне, «зелёная сама пойдёт». Была общая цель: определить, какой Вефиль настоящий, выбрать его из четырёх одинаковых и тем или иным способом сообщить о результате Сущему. Или — что вернее! — Он сам всё узнает. И тогда, как надеялся Чернов, возникнут люди, где-то сейчас спрятанные Главным Мистификатором, и продолжится Путь. И ещё, опять надеялся Чернов, станет более или менее ясно, на кой чёрт Мистификатору понадобилось испытывать логические способности Бегуна. Может, потому что он, Бегун, неоднократно и не без самодовольства отмечал про себя собственное пристрастие к науке логике? Доотмечался, выходит…
Город был всё тем же. |