Государева трость уперлась в грудь изменника, как если бы хотела проделать в самом центре дыру, затем медленно поползла вверх, приподнимая подбородок.

— Вот, значит, как ты платишь за добро. И родитель твой, и дед русским государям служили, а ты вот оно как… К супостату решил податься. Ведь клятву же ты мне давал! Крест чудотворный целовал! Сколько же ты получил за свою измену?

— Питер…

— Я тебе не Питер! — зло воскликнул царь. — А самодержец всея Руси. Клятву мне давал, а сам за пятак продал!

— Государь… Петр Алексеевич… — залепетал разбитыми губами изменник, — не казни, бес попутал. Дом хотел себе построить, посулили немало.

— С кем встречался?

— Себя он не назвал, а только письмо показал от барона Кинэна.

— Как он выглядел?

— Горбоносый… Высокий такой, с узенькой поседевшей бородкой. В богатом платье, а еще шпага при нем была.

— Та-ак, — насупился царь. — Значит, из дворян. Как же ты с ним общался?

— Да он русский знает не хуже нашего, только шепелявит малость.

— О чем расспрашивал?

— О тебе, Петр Алексеевич, расспрашивал. Интересовался, когда ты отъезжаешь. И какой дорогой поедешь.

Правый уголок рта государя нервно дернулся. Рука, приподнявшаяся было для удара, застыла. Удержался государь, спрятав трость за спину.

— И что же ты ответил?

— Сказал, что скоро, а точно не знаю…

— А шпиен что?

— Велел разузнать.

— Когда договорились встретиться?

— Завтра вечером в таверне… Около пристани.

— Ага… Скажешь ему, что царь отъезжает через три дня… Морем, как и прежде было оговорено. А сейчас государь судно подбирает подходящее. Все посольство в одном не поместится. Уяснил?

— Уразумел, государь, — охотно отозвался Глебов, хмыкнув разбитым носом.

— Развяжите его, — потребовал царь.

— Убежит ведь, Петр Алексеевич, — засомневался Меншиков.

— Ежели убежит, тогда князь Ромодановский всю его семью на дыбу поднимет. Уяснил? — сурово спросил царь.

— А то как же!

— Теперь ступай. Не до тебя нынче. И еще вот что. Когда про рожу начнут спрашивать, почему разбита, скажешь, что в трактире с пьяными матросами подрался. Они это умеют!

— Обязательно скажу, государь, — произнес Степан Глебов, потирая освобожденные запястья.

Взглянув в окно на удаляющегося окольничего, государь строго наказал:

— Алексашка, глаз с него не спускай. Если уйдет, так я с тебя первого шкуру спущу. Он нам еще нужен будет.

— Не уйдет, Петр Алексеевич, — заверил Меншиков, — я за ним топтуна направил. Свое дело знает, ни на шаг не отступит. А еще у самого дома его караулят.

— Наказ мой выполнил?

— Исполнил, государь, — почти обиделся Меншиков. — И ростом, и ликом на тебя похож, вот только приодеть бы его надо, тогда и не отличишь.

— Так в чем же дело?

— Так ведь, стервец, никак не желает с усищами расхаживать!

— Не скупись! Денег добавь. Золотишка ему отсыплешь поболее, так он и чугунок на голову наденет.

— Сделаю, государь.

Графиня Корф сладко потянулась. Рядышком, слегка запрокинув голову, посапывал Август II. Воспоминания о прошедшей ночи невольно вызвали удовлетворенную улыбку. Что бы ни говорили об Августе II, но он все-таки замечательный любовник! Неудивительно, что у него такое огромное количество женщин.