— У тебя есть предложение? — зло осведомился хозяин.

— Погоди, Олег, — остановил его Норик, — дай человеку высказаться.

Шустов махнул рукой: высказывайтесь. И мысленно посоветовал армянину первым взять слово: как же он, такой опытный, не заметил «хвост» за машиной Мигунова. Это одна из причин, по которой могли выйти на Андрея. Но в таком случае с минуты на минуту должны «прийти» и за Оганесяном.

Олег послал на Норика подозрительный взгляд, который прятался за нахмуренными бровями.

Уйдя в себя, он краем уха слышал обрывки фраз, Норик «с пристрастием» допрашивал Белоногова: во сколько Андрей ушел от него, не говорил ли чего… Даже прозвучал нелепый в данной ситуации вопрос, не угрожал ли кто Андрею. Откуда Белоногову знать об этом? Если кто и угрожал, то в первую очередь он бы обратился напрямую к нему, Олегу, или «достучался» бы до Рожнова. Яцкевич не дурак, дело свое изучил хорошо, помнил все предостережения, назубок изучил сложные правила игры, установленные в отряде.

И вот совершенно неожиданно Олега оторвал от собственных мыслей голос Сергея Белоногова. Что он там говорит?.. Неужели Андрею и впрямь угрожали, а он поведал об этом Бельчонку, но утаил от командира? Нет, на Андрея это не похоже.

— Кто? — это уже Шустов, перебивая Оганесяна, задал вопрос Белоногову.

— Какой-то Вася, — ответил Сергей, неотрывно глядя на командира, — по кличке Олимпийский.

— Олимпийскими бывают только «Мишки», — усмехнулся Оганесян, хохотнув невольно в короткие аккуратно подстриженные усики.

Шустов нахмурился. Сделав вид, что закашлялся, он вышел на кухню и открыл кран.

Что, черт возьми, происходит, думал он. К чему Андрею понадобилось упоминать это прозвище, которое, кроме него и дочери, никто не знает. Теперь вот в курсе Белоногов. Никто не знает, кроме… Неужели Яцкевич мог так вот тяжеловесно пошутить? Нет, не мог, особенно вчера, когда его настроение читалось с листа, а сам Шустов во время разговора с Андреем не раз пытался убедить себя, что собеседник его обладает тонким чувством черного юмора.

Пора возвращаться. Олег выпил полстакана воды и вернулся в комнату.

— Я думаю, — глядя на Сергея, сказал он, — что Андрей пошутил, а ты принял все за чистую монету.

— Да нет, Олег, — качая головой ответил Белоногов, — Яцек говорил вполне серьезно.

Шустов постарался, чтобы его голос прозвучал с ленцой, нехотя. Однажды он задавал Сергею подобный вопрос, а Бельчонок ответил: «В основном пила Ширяева».

— Много вчера выпили?

— Да нет, слегка пригубили.

— Ну да, — усмехнулся Шустов, — потому тебе и пригрезился Олимпийский Вася.

— Да не пригрезился, Олег, клянусь. Андрей уже уходил от меня, когда неожиданно сказал: «Знаешь, Сергей, чувствую большие неприятности, связанные с этим делом». Он имел в виду…

— Я понял, понял, давай дальше, — вот сейчас Олег твердо уверился, что Белоногов врать не умеет. Вернее, его ложь сошла бы за чистую монету, если бы не одно обстоятельство: разговор с Яцкевичем во Дворце спорта — по душам, о личном, наболевшем. Нет, Андрей не был тем человеком, который мог ответить откровенной насмешкой. И чем больше говорил Белоногов, тем больше убеждался, что Сергей врет.

Олег отошел к окну и повернулся к партнерам спиной. Никто не знал, кроме…

Убийца не сделал контрольного выстрела, стало быть, могла иметь место беседа со смертельно раненным Андреем; вероятнее всего, благоприятствовала обстановка, было время, которого хватило на то, чтобы пренебречь контрольным выстрелом: смерть Андрея у убийц не вызывала сомнения.