Если бы наш дьявол попал под суд, какая удача была бы для психиатров, каких только ученых споров о наследственности мы бы ни наслушались!.. За это варварское преступление мать Луизы приговорили к пожизненной каторге, она умерла там, на несколько лет пережив мужа, перед смертью проклинавшего и одновременно призывавшего ее. В одиннадцать лет Луиза ночью покинула дом своего опекуна и, несмотря на все розыски, найти ее не удалось…
Себ старательно раскурил трубку, прежде чем продолжить:
— Два года спустя она появляется в цюрихском мюзик-холле, где вместе с не то цыганом, не то итальянцем, известным лишь под именем Гвидо, представляет акробатический номер, говорят, сенсационный, смертельный пируэт, или что-то вроде. Насколько я понимаю, речь шла о серии сложнейших прыжков на высоте около 15 метров… Головокружительный аттракцион, вызывавший каждый вечер нервную дрожь у зрителей везде, где бы его ни демонстрировали, — в городах Европы, сначала в Германии, затем в Швейцарии и Италии, Франции и Бельгии, и наконец, в Люксембурге… Но повадился кувшин по воду ходить… Однажды вечером Луиза допускает промах и падает. К ней бросаются, поднимают. К счастью, — во всяком случае, тогда можно было верить, что к счастью! — она отделалась переломом ноги. Ее лечат в госпитале Дьекирха, где произошел несчастный случай, но диагноз медиков был категоричен — ребенок (Луизе в то время всего пятнадцать лет) останется хромым и должен решительно отказаться от выполнения «номера». Однако Гвидо пытается ее убедить — она обязана еще попробовать, она не может бросить свое искусство. Что станется с ним без нее? Им как раз начала улыбаться удача… Но Луиза не поддается на уговоры, она не желает больше рисковать жизнью, и, устав от все учащавшихся и все более бурных выяснений отношений с цыганом, однажды утром покидает его, как раньше опекуна…
Задумавшись, Себ на минуту прервал рассказ, потом заговорил снова:
— Здесь новое «белое пятно» в жизни Луизы, период, когда не знаю, чем она занималась, что с ней сталось, он продолжался около тринадцати месяцев. Затем, уже в 16 лет, оказавшись без малейших средств к существованию, она попадает к галантерейщице, и та в продолжение пяти лет нахвалиться не может помощью сироты… Дьявол, который должен будет проявиться столь ужасным образом, еще не проснулся, безумие тлеет в ней, как огонь под золой, незаметно для окружающих, а когда Луизе случается время от времени испытать внезапный страх перед самой собой, она бежит в церковь, исповедуется, возвращается с религиозными картинками… Вплоть до того дня, когда портной Антуан Лабар задушил на Центральной улице Сент-Круа своего соперника Аристида Виру. Это убийство — из ревности, господа, и не входило в серию остальных, но я не сразу это понял!.. Итак, Антуан Лабар душит коммивояжера, и Луиза Боске первой в деревне узнает об убийстве…
Себ Сорож сделал короткую паузу.
— Вы легко можете вообразить ее реакцию при виде трупа… Он явился тем порывом ветра, что превращает скрытый огонь в яркое пламя… Вы знаете, желание убивать, как и желание умереть, передается от человека к человеку со скоростью лесного пожара… Вот почему я вам сказал вчера, что именно на Лабаре самая большая вина в этом деле… Отныне Луиза Боске — рабыня внутреннего дьявола, своего безумия, и, чтобы удовлетворить его, она станет убивать и убивать каждую ночь, убивать людей, ничего ей не сделавших, которых она ненавидит из каких-то темных соображений и обрекает на смерть. Первой ее жертвой становится доктор Гитер. Без сомнения, в тот раз она действует, не имея продуманного плана. Видимо, безумная, спрятавшись в дверном проеме, ждала, кто первый пройдет мимо. Но после убийства аптекаря у нее появляется странная идея. Она рисует красный кружок на двери аптеки, знак, которым собирается метить дома всех жертв… Возможно, на этой стадии кризиса она считает себя также виновной в смерти Виру? А может быть, сознательно приписывает себе это убийство и, испытывая особое удовлетворение, обвиняет себя в лишнем злодеянии? Во всяком случае, она отмечает красным мелом и дверь гостиницы, где жил покойный Виру… Накануне она узнала, что фургоны Гвидо остановились у въезда в деревню. |