Старик наклонился вперед. Его морщины были такими частыми и такими глубокими, что щеки напоминали гриб, на который смотришь снизу. На левой скуле у него было розоватое пятно — скорее всего, шрам.

Он повертел трость в руках, и набалдашник засверкал под солнечными лучами, бьющими в открытое окно.

— Я сомневаюсь, что вы надолго задержитесь в этой среде, — сказал он.

— Это ваше личное мнение?

— Нет, это мое глубокое убеждение. Вы — всего-навсего лесоруб, тогда как в бизнесе — особенно в некоторых его видах — главное не руки, а голова.

— Однако, мсье Каломар, бывают случаи, когда руки тоже нужны.

— Например?

— Например, для того, чтобы выбрасывать из кабинета старых сварливых сморчков! — Я ударил кулаком по столу. — Если вы хотите сказать что-то конкретное — говорите и убирайтесь! Я хозяин в этом доме!

— Нет, — мягко сказал он. — В этом доме хозяин я!

II

Даже если бы мне на голову высыпали самосвал кирпичей, я и то не был бы так ошарашен. Мгновение я стоял неподвижно, разинув рот и широко раскрыв глаза. Потом начал понимать. И от того, что я понимал, вставали дыбом все космы у меня на куполе.

Знаменитый, всесильный Кармони на самом деле был лишь одной из пешек в руках великого босса — то есть Каломара. Спихнув Кармони с трона таким скоростным методом, я спутал все карты. Каломар приехал призвать меня к благоразумию. А я-то уже возомнил себя полновластным хозяином всей национальной мафии! Нет, ей-Богу, тут было отчего всадить себе пулю в задницу!

— Я вижу, вы начинаете понимать, — проговорил старик.

Я взял бутылку виски и поставил на стол два стакана, желая получить время на размышление.

— Мне не нужно, — сказал продавец кайфа с коротким жеманным жестом.

Я убрал второй стакан, нацедил себе слоновью дозу виски и выпил ее по-американски — одним большим глотком. Однако Каломару, видимо, уже приходилось присутствовать при подобных подвигах, потому что он и глазом не моргнул.

— Итак, — сказал я, — не перескажете ли вы мне краткое содержание предыдущих серий?

— Запросто. Оно умещается в одной строчке: это дело принадлежит мне.

— Доказательства?

— Мое слово.

Я заставил себя хмыкнуть, хотя хмыкать мне вовсе не хотелось. По правде сказать, этот диковинный персонаж внушал мне нешуточный страх.

— Этого маловато, — возразил я, — В тюрьме я прочел на розовых страницах словаря латинское изречение: «верба волант», что означает…

Тут он поднял свою трость с золотым набалдашником и грохнул ею по столу.

— Плевать мне на ваши латинские изречения, Капут! Вы, кажется, до сих пор не поняли, кто я такой, и мне придется призвать вас к порядку. Вы напрасно судите о других людях по себе: убийцы видят все в искаженном свете!

Я почувствовал, что бледнею.

— Что?!

Я инстинктивно поднес руку к карману, но он пожал плечами и большим пальцем отбросил вниз набалдашник трости. Я увидел, что трость на самом деле представляет собой нечто среднее между длинноствольным пистолетом и карабином.

— Девять миллиметров, — объявил Каломар. — Одно движение — и вы мертвец, понятно?

Он внезапно переродился. Передо мной был уже не тот старый пердун, а настоящий главарь, трезвый, беспощадный… Я посмотрел на черное отверстие в трости. Фокус был несколько старомодный, но будучи показан в нужный момент разговора, производил хороший эффект.