— Я уже подумывал о том, чтобы вернуться в тюрьму и разом покончить со всем. Но это же целых семь лет, Фрэн. Семь лет, вычеркнутых из жизни.

— Но и так ведь тоже не жизнь…

Чего это они там все время разговаривают о нем и о нем. Уже без девятнадцати три. Впереди лишь четверть часа и еще четыре минуты!

— Прежде, чем ты что-нибудь предпримешь, давай съездим в город и поговорим с Полом — посмотрим, что он скажет.

Сперва отодвинулся один стул, потом другой. А затем он расслышал позвякивание посуды, которую собирала она.

— Я займусь ею, когда вернусь, — послышался ее голос.

Почему они снова собираются уйти? Уйти и оставить его здесь одного, когда осталось всего несколько минут?

Их шаги снова послышались в холле, а потом задержались, как бы в нерешительности.

— Мне не хотелось бы, чтобы тебя видели вместе со мной на улице средь бела дня. У тебя тоже могут возникнуть неприятности, сама понимаешь. А почему бы тебе не позвонить ему, чтобы он сам сюда приехал?

«Да-да! — взмолился Стэпп. — Останьтесь со мною! Останьтесь!»

— Неприятности меня не страшат, — отважно заявила она. — Но я не хочу просить его уйти с работы раньше времени. И, кроме того, не могу рассказать ему обо всем по телефону. Подожди минутку, я возьму шляпу.

Стэппа снова охватила паника. Не владея собой, он с силой ударил затылком о трубу, к которой был привязан.

Перед его глазами появилась завеса голубого пламени. Наверное, он стукнулся тем самым местом, куда ударил его один из бандитов. Боль была столь мучительна, что он понял, что не сможет повторить попытку привлечь к себе таким образом их внимание. Но, похоже, они что-то услышали, какой-то глухой отзвук, передавшийся по трубе. Он слышал, как она остановилась и спросила:

— Что это было?

И мужчина, менее чуткий, чем она, просто убил его своим ответом:

— Что? Я ничего не слышал.

Она, перестав думать об этом, подошла к шкафу, чтобы взять пальто. Потом ее шаги прозвучали через столовую в кухню.

— Подожди минуту, я хочу посмотреть, заперла ли я заднюю дверь, проверяю конюшню, когда лошадь уже угнали!

Она снова прошла через весь дом, и затем он услышал, как открылась входная дверь. Сначала вышла она, потом — ее брат, и дверь захлопнулась. Около дома послышалось урчание автомобильного двигателя.

Он во второй раз остался один на один с вынесенным самому себе приговором. То, что испытывал он раньше, показалось ему ничем по сравнению с теперешним его состоянием, потому что тогда у него в запасе имелся целый час, уйма времени, а теперь — всего пятнадцать минут, какие-то четверть часа.

Не было больше смысла бороться, он давно это понял. Как бы ни хотелось ему, он все равно ничего не изменит. У него появилось такое ощущение, будто его руки и ноги уже лижут языки пламени.

В конце концов Стэпп нашел некое паллиативное решение, единственное, что осталось. Он опустил глаза и представил себе, что стрелки часов движутся медленнее, чем на самом деле. Это было лучше, чем безотрывно наблюдать за ними, — по меньшей мере не так ужасно. И еще это тиканье, от которого он не мог никуда деться. Конечно, каждый раз, когда он, не в силах более оставаться в неведении, бросал взгляд на часы, чтобы точно знать, сколько еще осталось до фатального конца, на него накатывалась новая волна душевных мук и терзаний, зато остальное время он предавался самовнушению, успокаивал себя сентенциями такого примерно рода: «Прошло только полминуты с того момента, как я в последний раз смотрел на часы». Он старался как можно дольше держать глаза опущенными вниз, но когда вновь поднимал, то оказывалось, что стрелка передвинулась на целых две минуты.