— Так ты ничего и не заметил, Рик, дорогой! — В ее голосе звучал упрек, а выражение лица стало еще более капризным.

— Как я мог не заметить новое платье от Джиоджиоло? — возразил я, улыбаясь. — Ты, наверное, шутишь, Максин? Разве не ты говорила, что он шьет только для трех женщин во всем мире?

Она счастливо рассмеялась и тепло поцеловала меня в губы:

— Ужасно рада видеть тебя, Рик! Ты уже две недели, как вернулся, и только сейчас объявился!

— Масса дел, — ответил я уклончиво. — Может быть, пригласишь в дом?

— Извини, конечно, заходи. Лестер в гостиной.

Грациозно повернувшись, она пошла впереди меня.

Позволив ей сделать шага три, я схватил ее за руку. Она вопросительно оглянулась.

Я указал рукой на дверь:

— Кажется, здесь кладовка?

— Откуда мне знать, Рик, дорогой?

— Давай посмотрим. — Я потащил ее за собой. — Да! Так и есть, кладовка, и к тому же пустая.

— Рик, что ты, рехнулся? Или на тебя подействовало калифорнийское солнце?

Я крепко взял ее за руку и притянул к себе:

— Максин, солнышко, ты доверяешь мне?

— На диване нет, а здесь, пожалуй, да.

— Тогда без расспросов делай то, что я тебе скажу, каким бы глупым это ни казалось!

Улыбка исчезла с ее лица, когда она увидела, что я говорю серьезно.

— Как скажешь, — согласилась она.

— Спрячься в кладовке и не выходи, пока я не позову. И сиди там тихо, как мышка, обещаешь?

Выразительно пожав плечами и едва не крутнув пальцем у виска, она послушно юркнула в кладовку. Прикрыв за ней дверь так, что осталась маленькая щелка, я вошел в гостиную.

— Рик! Мой мальчик! — Лежа на диване, Лестер приветливо помахал одной рукой, другой придерживая бокал на своем заметном животике. — Слава победителю! Ты отлично справился с заданием. Ни одна, даже самая захудалая газетенка не упомянула имя Максин! Садись и налей себе что-нибудь!

— Спасибо, Лестер. — Я прошел к бару и приготовил себе коктейль.

— Ты получил мой чек?

— И уже перевел деньги на свой счет, — признался я.

— И правильно сделал. — Он беззаботно рассмеялся. — Ты даже не представляешь, как много чеков превращается в ничто прямо на глазах.

С бокалом в руке я направился к чему-то среднему между авангардистской скульптурой и креслом в современном стиле.

— Лестер, это объект для восхищения или на него можно сесть? — поинтересовался я.

Прищурившись, он секунд десять присматривался, потом пожал плечами:

— Черт, никак не могу вспомнить. Садись лучше вон на тот, в углу. Я опрашивал людей, который сидели на нем примерно месяц назад, и ни один не пожаловался на неблагоприятные последствия.

Я осторожно сел на гигантскую копию детского стульчика.

— А куда подевалась крошка Максин? — лениво спросил он.

— Должна быть где-то здесь, — небрежно ответил я.

— Моя крошка Максин заполнила собой весь дом, — сказал он довольным тоном. — Послушай! Ты помнишь Боба Смита из города Ном на Аляске?

— Как же не помнить, — улыбнулся я. — Это было в ту ночь, когда на тебя накатил исследовательский зуд.

— Через несколько дней он сам позвонил мне в четыре часа утра!

— Здорово! — обрадовался я. — Теперь у тебя завелся новый друг на Аляске?

— Пожалуй, нет, — ответил он с сомнением.