— Все были напуганы — даже Стефани. Бог мой, неужто и на нее пала тень?

— Не беспокойся о ней, подумай о себе.

— Найджел, скажи мне правду: не закралась ли и тебе в душу сомнение на мой счет?

— Честное слово, нет!

— Ия даю тебе слово, что не виновен в смерти Сюрбонадье. Стефани тоже абсолютно чиста. Есть одно обстоятельство, о котором я не могу пока рассказать, но, поверь, мы оба ни при чем.

— Я тебе верю, старина!

— Мне делается легче от твоих слов, — приободрился Феликс Гарденер. — Давай ужинать.

Еда была отменной, вино — на редкость хорошим. За столом разговор шел на самые разные темы, не боялись касаться и убийства, и уже не было между друзьями недавней натянутости.

Вдруг Гарденер сказал:

— Лучше не думать об этом, но будущее семьи Саймсов рисуется мне в самых мрачных тонах.

— Тебе-то что за дело? Расскажи лучше, как идут дела в «Единороге».

— Ты о спектакле? Представляешь, Сэйнт всерьез поговаривает о возобновлении «Крысы и Бобра» — и как можно скорее.

— Что?!

— То, что слышишь. Как только полиция уберется из театра. Конечно, я отказался от роли, и Стефани сделала то же самое. Однако остальные поворчали, согласились. Сэйнт считает, что убийство Сюрбонадье — лучшая реклама для спектакля и народ теперь на него валом повалит.

— А что ты собираешься делать?

— Пока не знаю, там видно будет. Ведь «Единорог» — не единственный театр в Лондоне. Этот несчастный случай послужил и мне отличной рекламой: сочувствие обывателей плюс нездоровый интерес к убийцам и покойникам.

Они перешли в гостиную, расположились у камина, и тут в дверь позвонили. Вошел слуга и подал хозяину письмо.

— Его только что доставил рассыльный, сэр. Ответ не требуется.

Гарденер вскрыл конверт и достал из него сложенный листок.

Найджел, закурив сигарету, стал расхаживать из угла в угол, в задумчивости постоял у фотографии, на которой был изображен брат Гарденера. Его размышления были прерваны неожиданным возгласом Феликса.

— Господи!.. — бормотал он. — Кому это понадобилось?!

Он протянул листок Найджелу: одна-единственная напечатанная на машинке фраза, смысл которой поверг журналиста в трепет:

«Если твоя работа и жизнь тебе дороги, не суйся в чужие дела, иначе будет «бобо» не только ножке!»

Найджел и Гарденер недоуменно уставились друг на друга.

— Ты что-нибудь понимаешь? — наконец спросил журналист.

— Не больше, чем ты.

— У тебя и впрямь болит нога?

— Да, я же говорил, мне кто-то наступил на нее в потемках.

— Кто-то, от кого пахло духами Джекоба Сэйнта?

— Я не ручаюсь, мне так показалось.

— Послушай, это не шутка. Мы должны показать письмо Аллейну.

— Избави Бог!

— Нельзя скрывать от полиции подобные вещи. Позволь, я ему сейчас же позвоню.

— Где можно застать его в такой час?

Найджел задумался: Феликсу, пожалуй, незачем знать, что Аллейн находится в квартире Сюрбонадье.

— Его может не быть дома, — сказал журналист вслух, чтобы утаить от Феликса, куда звонит инспектору. Долгие гудки в трубке — снова в квартире на Джералдз Роу никто не отвечал. Найджелу стало немного не по себе, в душу закралось легкое беспокойство.

— Никто не подходит?

— Можно набрать служебный номер в Скотланд-Ярде, но повременим с этим.

Следующий час они провели, строя самые различные предположения относительно авторства письма. Гарденер не допускал и мысли, что к этому может быть причастен Сэйнт, а Найджел утверждал, что такой человек, как Джекоб способен на все.