Изменить размер шрифта - +
Ты на что сигареты себе покупаешь, бензин, виски? Или папа дает?

— Черта с два! — Он выпрямился и выхватил из кармана рулончик купюр. — У меня куча денег.

Начал отсчитывать по одной — похоже, сплошь двадцатки, — но потом перехватил мой взгляд. Я ухмыльнулся. Как божий день ясно ухмылка моя говорила: я так и думал, жадина.

— Да ну его к черту! — сказал Элмер, свернул деньги опять и кинул мне весь рулончик. — Вечером увидимся, — произнес он, выталкивая себя из кресла.

— В десять, — кивнул я.

В рулончике оказалось двадцать пять двадцаток. Пятьсот долларов. Теперь, когда они у меня есть, — не помешают; лишним деньгам я всегда найду применение. Но щипать Элмера я не собирался. А так он заткнется и не будет спрашивать, зачем я ему помогаю.

Готовить мне сегодня не хотелось, и я пообедал в городе. Вернувшись домой, послушал радио, прочел воскресные газеты и лег спать.

Да, может, я и относился ко всему чересчур спокойно, но я уже столько раз у себя в голове все провернул, что привык. Джойс и Элмер умрут. Джойс сама напросилась. Конуэи сами напросились. Я — хладнокровный убийца не более той дамочки, что отправила бы меня в ад, лишь бы все вышло по её. Я — убийца не хладнокровнее того мужика, что приказал столкнуть Майка с восьмого этажа.

Это не Элмер, само собой, сделал; он, может, про это и не знал. Но только через него можно прищучить старика. Это мой единственный способ — так все и должно быть. Я сделаю с ним то, что он сделал с папой.

…Проснулся я в восемь — восемь часов темного безлунного вечера, которого ждал. Залпом выпил чашку кофе, вывел машину из переулка и поехал на Деррик-роуд.

 

6

 

Здесь, среди нефтепромыслов, таких развалюх, как дом Бранчей, навалом. Некогда они были ранчо или гомстедами, но вокруг понабурили скважин — иногда у самого крыльца, — и все поблизости превратилось в мерзость: нефть, сероводородная вода, красный буровой раствор, высохший на солнце. Черная от смазки трава умирает. Пересыхают ручьи и родники. А потом заканчивается и нефть, и дома остаются черные и брошенные, забытые и одинокие в сорняках — среди подсолнухов, шалфея и джонсоновой травы.

От Деррик-роуд дом Бранчей отстоял на несколько сотен футов — в конце подъездной дорожки, которая так заросла, что я чуть не проехал мимо. Я свернул, через несколько ярдов заглушил мотор и вылез из машины.

Сначала ничего не было видно — такая темень. Но постепенно глаза привыкли. Удалось разглядеть все, что нужно. Я открыл багажник и нащупал монтировку. Вынул из кармана ржавый костыль, загнал его в правую заднюю шину. Раздалось «пуфф!», затем «ффишш!». Скрипнули и заныли амортизаторы — машина быстро просела.

Я засунул под ось домкрат, где-то на фут приподнял. Покачал машину, и она соскользнула с домкрата. Я все так и оставил и зашагал по дорожке дальше.

Минут пять ушло на то, чтобы добраться до дома и выдернуть доску из крыльца. Я прислонил ее к стойке ворот, чтоб была под рукой, если придется спешить, и через поля направился к дому Джойс.

— Лу! — От неожиданности она отшатнулась от двери. — А я-то думаю, кто… Где твоя машина? Что-то случилось?

— Ничего — колесо проткнул, — ухмыльнулся я. — Машину пришлось на дороге бросить.

Я неторопливо зашел в гостиную, а Джойс пятилась передо мной, закинув руки мне за спину и прижавшись лицом к моей рубашке. Ее неглиже распахнулось — я подозреваю, нарочно-нечаянно. Она терлась об меня всем телом.

— Лу, дорогуша…

— Ну? — спросил я.

— Еще девяти нет.

Быстрый переход