— Сам туда иди, — ощерился Конан. — Я предпочитаю тихонько сидеть за чертой и ждать рассвета.

— Вот странно… — медленно сказал Гвай. — Они не кажутся мне страшными. Противные, конечно, но не страшные.

— Блестяще! — воскликнул Рэльгонн. — Хвала богам, сообразили! Страх Первородных и страх человека отличны настолько же, насколько чужды друг другу ваши расы! Уверен, любой Первородный увидев перед собой этот зверинец скончался бы на месте от разрыва сердца, или того, что его заменяло… А вы смотрите на обитателей ночи с отвращением, но без страха. Словно на громадных волосатых пауков, которые, никто не спорит, мерзкие, но не опасные! Понимаете, о чем я толкую? Абсолютная, полная и непререкаемая чужеродность двух цивилизаций отражается на всем, от телосложения и пищи, до чувств, среди которых страх является самым сильным после любви… Все наследие древних владык этого мира чуждо людям — их мысли, их привязанность и ненависть, добро и зло, их страхи, которые и породили этот паноптикум уродов! Черная Бездна, единая для всех миров, в своей ограниченности порождает не единое, всеобщее зло, но отдельное и особенное для каждого народа! В этом-то и есть наша сила — ошибки Тьмы только на руку тем, кто не является ее слугой.

— Чересчур заумно, — фыркнул Конан, выслушав вдохновенную речь упыря. — Но амулет все равно растаял — он не способен противостоять такому сгустку чистого зла.

— Чужого чистого зла, — уточнил Рэльгонн. — Оберег — лишь безмозглый комочек магии. Он не умеет видеть тонкости и детали, а лишь определяет: это — нечистая сила, а это наоборот, маленькая добрая фея… Но вы — люди, вы можете и должны использовать прежде всего разум и не полагаться во всем на магию, которая вовсе не является точной наукой и может ошибаться. Посему, провозглашаю: с нечистью Ауруса есть единственный способ борьбы — не замечать. Смотреть на нее, будто на паука, плетущего паутину в углу. Он тебе не мешает, и ты ему не мешаешь. А если паучок вздумает надоедать…

Упырь наклонился, поднял валявшийся на земле серебряный дротик и запустил им в ближайшего монстра. Зубастое чучело, походившее на оживший пень с тысячами висящих на тонких ниточках глазок и круглой пастью мышино пискнуло и исчезло в бесшумной синеватой вспышке. По рядам остальных призраков пробежала волна движения — почуяли опасность.

— Меня гложет смутное предчувствие, что наши красавчики и за мной охотиться не станут, — Рэльгонн с насмешкой посмотрел на людей. — Не составите компанию?

Увидев в глазах Гвайнарда и Конана нерешительность, упырь пожал плечами и запросто перешагнул через черту.

Что тут началось! Окрестности холма, на котором чернела спящая крепость, огласились слитным воем множества. призраков, одновременно бросившихся к Рэльгонну. Визг, хохот, рев, какое-то скрежещущее поскуливание, более приличествующее раздавленному колесом телеги хорьку — все это создавало невыносимую оглушающую какофонию.

— Как в сказках про ведьминский шабаш в день осеннего солнцестояния, — прокричал Гвай варвару, наблюдая заодно, как упырь из Рудны бесстрастно разгуливает среди беснующихся теней. Рэльгонн свободно проходил сквозь прозрачные силуэты чудищ, будто через туман. Вскоре монстры прекратили бесплодную атаку, уяснив, что чужак неуязвим, притихли и снова застыли у границ круга, явно надеясь, попробовать на зубок людей.

— Видите, я был прав! — громко сказал Рэльгонн, оставаясь за пределами кольца. — Ничего особенного, только они слегка воняют изнутри. Если не боитесь, можете присоед…

Б-бух! Глухой мощный удар слегка сотряс землю.