Засим последовал настолько густой поток вычурной ругани, что Конан умиленно заслушался. Светлейший извергал наинепристойнейшие словеса с таким воодушевлением, что казалось, будто Арнульф читает строки из творений лучших поэтов древности. Когда водопад метафор, эпитетов и незатертых сравнений начал иссякать, киммериец решил, что пышная речь Арнульфа являлась в своем роде вершиной неизящной словесности, достичь которой может только человек, хорошо знающий жизнь и владеющий огромным опытом многоразличных злоключений. Даже Зелтран, боцман приснопамятного «Вестрела», прирожденный пират, разбойник и невероятный грубиян, не умел ругаться так, чтобы его речения звучали для ценителя сего искусства истинной музыкой.
Конан, Гвай, сотник стражи, глава торговой управы и все остальные люди, собравшиеся перед домом вельможного с пиететом внимали — было интересно, как надолго хватит его душевного порыва.
…Ораторствовал тан довольно долго — в кои-то веки косноязычного Арнульфа посетила муза. Он помянул предков летающего чуда вплоть до сорокового колена, живо описал его родителей, семью, привычки в любви и пище, скрупулезно описал, на что именно похожи его крылья, клюв и лапы, не забыл особо указать слушателям на безглазость и вонючесть твари и точно объяснить, почему от нее дурно пахнет засим довел до сведения благодарных слушателей свое непредвзятое мнение о богах Ауруса, чья больная фантазия порождает столь уродливые формы и эффектно завершил выступление, пустив на мертвого монстра струю темной слюны.
Конану очень захотелось похлопать в ладоши, но он сдержался. Отдышавшись, Арнульф перешел к делам — начал спрашивать о подробностях великого подвига. Гвай выкручивался, как умел.
Было совершенно ясно, что охотники никак не могли проникнуть в город до утреннего открытия ворот, а уж тем более приволочь на площадь очень тяжелый труп. Однако, подобных мелочей мозги Арнульфа не вмещали — тан мыслил широко. К тихому удовлетворению Гвайнарда, владыка сложных вопросов не задавал, и хвала за то богам — как прикажете объяснять вельможному тот факт, что Ночной Страже помогает настоящий упырь, каковой, собственно, и доставил в город тело чудовища?
После пристального осмотра выяснилось, что предмет всеобщего внимания и громогласных излияний тана, оказался вовсе не птицей или неким подобием дракона, а крайне непривлекательным ящером, наверняка родственным зеленым тварям, которых приручали люди. Конан не упустил случая заметить, что будь у человека возможность обуздать скверный нрав летунов, все трудности с передвижением по Аурусу остались бы в прошлом — запряг, взнуздал, и лети себе куда хочешь. Гвайнард оставался серьезен и постарался изучить существо во всех подробностях — особенно его заинтересовали странные бугорки на голове чудища, скорее всего заменявшие ему глаза и улавливавшие тепло.
Когда утреннее представление под названием «Герои-охотники и поверженный монстр» закончилось, кметы погрузили мертвое тело на тележку и увезли закапывать, а сами Ночные Стражи были приглашены на завтрак (он же обед) у светлейшего тана. Перед Гваем и Конаном стояла исключительно непростая задача — донести до разумения Арнульфа две важнейшие истины, заключенные в постулатах о необычной разумности летунов и полной безопасности кертарской нечистой силы.
Если сообщение о призрачной нежити, способной только пугать людей и ничего сверх этого, было (пускай и с недоверием) воспринято, то на мнение тана о ночных летающих хищниках не могли повлиять никакие доводы и уговоры.
Гвай, который по роду ремесла мог убедить кого угодно в чем угодно, обливался потом, пытаясь доказать, что с разумными тварями — особенно такими большими и сильными! — лучше жить в мире. А если они мира не хотят, следует обязательно втолковать летунам, что человеку нет никакого дела до их сообщества и поселенцам Ауруса лучше предпочесть полный нейтралитет. |