Спрятавшись в другой комнате, детективы надели наушники и принялись подслушивать прерываемые помехами голоса Роуз и ее приятеля. Однако, как часто случается в ходе наблюдения, прилив энтузиазма быстро сменился утомлением от погружения во внутреннюю жизнь других людей, и в конце концов сыщики уже не спешили записывать подслушанные ими безобидные подробности.

Тем не менее, прибегнув к более традиционным методам, им удалось сделать потрясающее открытие. Таксист, подвозивший в день исчезновения Анну в дом Молли, рассказал, что пассажирка попросила его сначала остановиться на кладбище Грей-Хорс. Она вышла и побрела меж надгробий, пока не остановилась у могилы отца. На мгновение Анна замерла рядом с местом, где вскоре похоронят и ее саму, словно вознося про себя скорбную молитву. Затем вернулась к машине и попросила водителя прислать кого-нибудь принести цветы на могилу отца. Ей хотелось, чтобы место его упокоения всегда была красивым.

Когда они двинулись дальше к дому Молли, Анна повернулась к водителю — он почувствовал запах алкоголя — и доверила ему тайну: у нее скоро будет «малыш».

— Боже мой, не может быть, — ответил он.

— Может, — сказала она.

— Правда?

— Да.

Впоследствии детективы нашли подтверждение еще у двух близких Анне людей — им она тоже рассказала о своей беременности. Однако кто отец ребенка, осталось неизвестным.

В один из летних дней в Грей-Хорс появился незнакомец с чаплиновскими усиками и предложил детективам помощь. Вооруженного короткоствольным «бульдогом» 44-го калибра мужчину звали А. У. Комсток, он был местным адвокатом и опекуном нескольких осейджей. Кое-кто из местных считал его орлиный нос и смуглую кожу свидетельством примеси индейской крови, и тот ради успеха своей адвокатской практики не слишком стремился это опровергать.

«То, что он походил на краснокожего, видимо, должно было помочь ему ладить с ними?» — скептически вопрошал другой адвокат. Уильям Бёрнс некогда вел против Комстока расследование — якобы тот содействовал нефтяной компании в подкупе племенного совета осейджей для получения выгодных условий аренды, — однако обвинение так и не было доказано.

Учитывая широкие связи Комстока среди осейджей, частные сыщики приняли его предложение о помощи. В то время как они пытались установить связь между убийствами Чарльза Уайтхорна и Анны Браун, Комсток нарыл несколько любопытных фактов через свою сеть информаторов. Поговаривали, что вдова Уайтхорна Хэтти жаждала заполучить деньги мужа и ревновала его к другой женщине. Не к Анне ли? Из подобной гипотезы логично вытекал следующий вопрос: не был ли Уайтхорн отцом ее ребенка?

Детективы установили за Хэтти наблюдение. В этом они были мастерами и тенью скользили за ней повсюду, сами оставаясь незамеченными: «Агент следует за миссис Уайтхорн из Окл. — Сити в Похаску. … Выехал из Окл. — Сити вслед за целью в Гатри. … Сопровождаю объект из Талсы в Похаску». Однако и это не принесло результатов.

К февралю 1922 года, через девять месяцев после убийства Уайтхорна и Анны Браун, следствие, казалось, окончательно зашло в тупик. Детектив Пайк, нанятый Хэйлом, сдался и уехал. Вышел из игры и шериф Фрис — его отстранили от должности после признания виновным в неисполнении своих обязанностей.

Одним холодным вечером того же месяца в доме 29-летнего осейджа Уильяма Степсона, чемпиона родео, раздался телефонный звонок, после которого он выехал в Фэрфакс. Некоторое время спустя Степсон, всегда бывший в отличной форме, вернулся к жене и двоим детям откровенно больной. Буквально в считаные часы он скончался. После вскрытия было установлено, что кто-то, кого он встретил в короткой поездке, подсыпал ему отраву, возможно, стрихнин — горький белый алкалоид, который один медицинский трактат XIX века называл «обладающим большей пагубной силой», чем практически любой другой яд.