— Да, — сказал карлик. — Это Алиса в Стране Чудес.

Голос у него был невероятно красивого тембра: мягкий, густой и глубокий. Я не смог сдержать восхищения. Тембр голоса для меня всегда важен. Я-то сам хоть и правильно говорю, но голос у меня резкий, довольно неприятный. А у этого карлика такой голос! Ну-ну, посмотрим.

— А-а-а, — отозвался я, стараясь говорить как можно меньше, чтобы не демонстрировать голос. Да и не перевариваю я дорожные знакомства. Не свойственно мне это непонятно откуда возникающее доверие, что внезапно устанавливается между тобой и человеком, кого ты прежде совершенно не знал. Нет, это не в моих правилах.

— Разрешите вас познакомить, — произнес господин карлик. — Изабель!

Мартышка, то есть Изабель, изящно протянула мне лапу. Я тоже невольно протянул руку и пожал мартышкину крохотную горячую ручку. Терпеть не могу пожимать руки, да еще обезьяне! Но в голосе этого карлика было что-то особенное: в нем слышалась способность повелевать, прикрытая невероятной учтивостью, нечто завораживающее, что заставляло повиноваться и при этом испытывать наслаждение.

— Изабель больна, — вздохнул карлик. — Очень больна.

Когда он произнес это своим невероятно красивым голосом, Изабель печально покачала головой; а он, замолчав, закатил глаза и склонил голову.

— В вашем родном городе живет очень знаменитый, искусный врач, он — цель нашего путешествия. По правде, не могу не признать вашу правоту, мне, честно говоря, и самому не хочется повсюду демонстрировать свое тело — сплошное скопище изъянов — и портить людям настроение.

Поезд только что тронулся и ехал очень медленно. Иначе я бы открыл окно и выпрыгнул наружу, чтобы расколоть голову с густо покрасневшими щеками — до того мне было стыдно.

— Вы очень понравились Изабель, — продолжал карлик. — Когда она увидела, что вы идете в нашу сторону с лиловым плащом и кожаным чемоданом в руках, она стала молиться, чтобы вы ехали в одном купе с нами.

— Должно быть, она знает довольно короткие молитвы, — ответил я. — Ведь я бежал, боялся опоздать на поезд.

Господин карлик улыбнулся. Это была самая красивая улыбка, которую я видел в своей жизни. Изабель тоже учтиво улыбнулась. Какая милая обезьяна!

— Меня выгнали из консерватории, — сказал я. — Но я думаю, вы это уже давно поняли. Я возвращаюсь в родительский дом.

— Да, это легко понять, — ответил карлик. — Хотите, давайте польем коньяком вашу справку об отчислении, а потом выбросим ее в окно. Так вы выкинете из головы и консерваторию, и музыку, и этот город. Никогда не стоит хранить память о тех местах, откуда тебя выгнали.

Тут мои глаза отчего-то наполнились слезами, голос сильно задрожал, и я проговорил:

— Я не писал сентиментальных арий, начинавшихся минором и кончавшихся мажором. Ругал самыми ужасными словами, какие только могут быть, некоторых классиков, чья музыка считалась священной. Ну, еще, по правде, не сдал несколько предметов; но никогда нельзя никого выгонять.

— Какое совпадение, у меня с собой отличный коньяк! — сообщил карлик. — Давайте выпьем и поговорим о чем-нибудь другом.