– Что? – спросил он, стоя у них на дороге.

– Туда иди, – приказала одна.

– Да, – подтвердила другая. – А туда не ходи.

Замелькали другие пожарные, «скорые». Земля стала скользкой. Взглянув под ноги, Ронни увидел бумажный снег. «Безбумажное общество, – иронически подумал он. – Ничего себе, черт возьми, безбумажное!» Дорога сплошь усыпана серой бумагой. С неба сыплется, крутится в воздухе и планирует куча целых и рваных, чистых и печатных листов всевозможных форматов. Как будто в облака высыпали содержимое миллионов картотек и триллионов корзин для бумаг.

На секунду остановился, стараясь собраться с мыслями. А в голове вертелось одно: «Почему сегодня? Проклятье, почему сегодня?»

Уже ясно, что Нью‑Йорк подвергся террористической атаке. Слабый внутренний голос твердил, что надо испугаться, но Ронни не боялся, а злился.

Зашагал вперед, хрустя по бумаге, в толпе потрясенных людей. Посередине площади его остановили два копа из нью‑йоркской полиции. Один, маленький, с коротко стриженными светлыми волосами, правой рукой держался за рукоятку пистолета, левой прижимал к уху радиотелефон, то крича в трубку, то слушая. Другой был гораздо выше, с плечами бейсболиста и веснушчатой физиономией, которая отчасти извинялась за происходившее, отчасти предупреждала – со мной не шути, нас и так уже разыграли по полной программе.

– Извините, сэр, – сказал высокий коп, – сюда нельзя, мы сейчас здесь работаем.

– У меня деловая встреча, – пробормотал Ронни. – Я… должен поговорить…

– Лучше перенесите на другое время. Думаю, никаких деловых встреч в этом месте не состоится.

– Дело в том, что я вечером улетаю. Мне действительно нужно…

– Сэр, по‑моему, ваша встреча и отъезд отменяются.

Земля затряслась. Раздался чудовищный треск. Полицейские одновременно взглянули вверх на серебристо‑серую стену Северной башни. Она шевельнулась.

27

Октябрь 2007 года

Лифт задвигался. Возникло ощущение, что пол давит на ноги. Кабина поднималась рывками, будто кто‑то подтягивал ее вручную. Послышался стук, за ним плеск.

Проклятье.

Ботинок, послуживший горшком, опрокинулся.

Лифт внезапно качнулся, гулко стукнулся в стену шахты, Эбби упала, ударилась в стенку, распласталась на мокром полу.

Господи Иисусе.

Какой‑то кузнечный молот сильно грохнул в крышу. Звук больно отозвался в ушах. Последовал другой удар, третий. Попытавшись встать на ноги, Эбби раскачала кабину, и пол резко накренился, швырнув ее к противоположной стене.

Новый удар по крыше.

Господи боже мой, только не надо.

Рики сверху колотит? Пробивается в лифт?

Кабина поднялась на несколько дюймов, опять бешено закачалась. Эбби в ужасе заскулила. Выхватила телефон, нажала на кнопку, в свете дисплея увидела маленькую пробоину на крыше.

Щель при следующем ударе расширилась. Посыпалась пыль.

Снова удар, еще и еще. Снова сыплется пыль.

А потом тишина. Долгая. В ней послышались другие звуки – глухое биение сердца, шум пульсирующей в ушах крови, похожий на бешеный плеск океана.

Телефонный дисплей погас. Эбби нажала кнопку, и он засветился. Она отчаянно соображала, каким оружием можно воспользоваться. В сумочке лежит баллончик с перечной жидкостью, которая подействует только пару минут, если прыснуть в глаза. Надо чем‑нибудь сбить его с ног.

Схватила мокрый кожаный ботинок, ощупала твердый массивный надежный каблук. Можно бросить его в лицо, когда оно покажется. Ошеломить, застав врасплох.

В голове крутилась масса вопросов. Точно ли Рики знает, что она здесь? Поджидал на лестнице, каким‑то образом умудрился испортить лифт, когда она вошла в кабину?

По‑прежнему тихо.