– Кого же ещё?! Сам то Севастьян жив здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.
– Вы ошибаетесь, – улыбнулся оперативник.
– В чём же это я ошибаюсь? – упёрла руки в боки баба Валя. – Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!
– Нет, – невольно улыбнулся оперативник, – про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.
– Жива? – ахнула старушка. – Кого же тогда убили?
– Неизвестного молодого мужчину, – оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.
– Господи ты, боже мой! – воскликнула старушка. – Доигралась!
– Кто доигрался?
– Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?
– Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.
– Ага, понятно. А Севастьян его опознал?
– Кого?
– Убитого вашего?
– Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.
Только тут лейтенант сообразил, что они с бабой Валей поменялись местами. Не он её опрашивает, а она его. Поэтому Уваров постарался тут же придать себе солидный вид и опросить наконец неугомонную бабульку.
– Чего напыжился то, – ласково улыбнулась она, – спрашивай. Чего знаю, скажу.
– Валентина Кузьминична, вы были знакомы с гражданкой, снимающей квартиру у Игнатьева?
– Нет. Она мне не представлялась и по соседски за хлебом и солью ко мне не приходила.
– Понятно. Но она всё таки вам знакома.
– Знакома или нет, суди сам. Кто то сериалы цельными днями смотрит, а я в окно гляжу.
– Зачем? – удивился лейтенант.
– Как это зачем? То внука дожидаюсь из школы, то внучку из института, то дочку с работы. Да и на соседей интересно посмотреть. Теперь ведь люди почти что не ходят друг к дружке в гости, а во дворе я вижу их всех.
– Понятно. И что вы можете сказать о женщине, снимающей квартиру у Игнатьева?
– Что я могу о ней сказать, – задумалась Кузьминична. – Точно то, что постоянно она здесь не жила, но наведывалась часто.
– Как часто?
– Раза три в неделю. Иногда чаще, иногда реже.
– Одна?
– Когда одна, а когда и с мужчинами.
– С несколькими? – вытаращил глаза оперативник.
– Нет, что ты, милок! – рассмеялась старушка. – Зараз с одним!
– Так вы сказали, с мужчинами, – начал уточнять оперативник.
– Сказала, потому как мужчины были разными! Но каждый раз по одному она их приводила.
– А квартирантку Игнатьева вы описать можете?
– Могу. Хорошенькая блондинка, накрашенная, фигуристая. И разодета она всегда была в пух и прах! – прищёлкнула языком баба Валя. – Помню, зимой на ней шуба норковая была до земли. Я ещё думала, вот бы мне такую!
– Вам то зачем? – отвисла челюсть у оперативника.
– Как зачем, – захихикала старушка, – для форсу! Чем я хуже её?
– Может, вы и лучше, – не подумав, брякнул лейтенант, – но она то молодая!
– А я, по твоему, старая?
– Не так чтобы очень, – проблеял он растерянно.
Баба Валя презрительно фыркнула и передразнила оперативника:
– Не так чтобы очень. Так вот, намотай себе на ус – интересующая тебя особа не так чтобы очень молода.
– Как так, – удивился лейтенант, – разве она не молоденькая?
– Для тебя точно нет, – рассмеялась старушка, – а если смотреть с высоты моего возраста, то она ещё девчонка. |