– Ничего смешного! Я тебе задал простой вопрос: можешь поверить, что я провалился из‑за медленной езды?

– Не могу.

И действительно, Грейс хорошо помнил, как в последний раз ехал с Гленном, который практиковался перед экзаменом в скоростной езде. Когда он вылез из машины целый и невредимый – скорее по счастливой случайности, чем благодаря мастерству друга, – то решил, что лучше даст себе вырезать без анестезии желчный пузырь, чем снова сядет в автомобиль, за рулем которого будет Гленн Брэнсон.

– Вот именно, старик, – кивнул Брэнсон.

– Приятно слышать, что на свете еще остаются здравомыслящие люди.

– Знаешь, в чем твоя проблема, суперинтендент Рой Грейс?

– Ты какую из многих имеешь в виду?

– Насчет моего вождения.

– Расскажи.

– Неверие.

– В тебя или в Бога?

– Бог отвел пулю, которая не причинила мне серьезного вреда.

– В самом деле так думаешь?

– У тебя есть теория лучше?

Грейс замолчал, задумавшись, обычно предпочитая откладывать вопрос о Боге в какой‑нибудь надежный долгий ящик и вытаскивая лишь в подходящий момент. Он не атеист и даже не агностик. Верит во что‑то – по крайней мере, хочет во что‑то верить, – но никогда не может с точностью определить, во что именно. Не раз готовился открыто принять концепцию Бога и сразу же чувствовал себя виноватым. После исчезновения Сэнди, когда все его молитвы остались без ответа, вера почти испарилась.

Черт возьми.

Он полицейский, его обязанности сводятся к установлению истины. Фактов. Как и у всех коллег, вера его заключается в деле. Он наблюдал сквозь стекло за Брайаном Бишопом. Совсем убит горем.

Или отлично разыгрывает грандиозное представление.

Скоро выяснится.

Плохо, что тут замешано личное дело – в данный момент его в первую очередь занимают мысли о Сэнди.

24

Вонючка поборол нестерпимое побуждение позвонить дилеру по украденному мобильнику – на его телефоне только что кончились деньги, – боясь разозлить сукиного сына или, хуже того, вообще вылететь из списка поставщиков крутого гада. Работодателю не понравится, если его номер останется в памяти «жареного» мобильника, особенно пошедшего на продажу.

Поэтому он зашел в автомат на углу закопченной Ридженси‑Террас и захлопнул за собой дверцу, отрезавшую его от гари, которую пускал густой пятничный поток машин. Все равно что в духовке закрыться. Почти нестерпимо. Приоткрыв ногой дверцу, набрал номер. После второго гудка голос кратко ответил:

– Да.

– Уэйн Руни, – произнес Вонючка пароль, назначенный в прошлый раз. Пароль при каждой встрече менялся.

– Ну ладно, – сказал мужчина с восточным лондонским акцентом. – Как обычно? Коричневую? На десять? На двадцать?

– На двадцать.

– Что у тебя? Наличные?

– Мобильник. И бритва «Моторола».

– У меня их уже выше крыши. Могу дать на десять.

– Мать твою! Я рассчитывал на тридцать.

– Тогда ничем помочь не могу, приятель. Извини. Пока.

Внезапно охваченный паникой, Вонючка настойчиво крикнул:

– Нет‑нет! Не разъединяйся!

Последовало краткое молчание. Потом снова послышался голос:

– Я занят. Время некогда тратить. На улицах цены взлетели, а товару мало. Через две недели будет дефицит.

Вонючка оценил информацию.

– Возьму на двадцать.

– На десять – самое большее.

Есть и другие дилеры, но последнего повязали во время облавы, он исчез с улиц, сидит где‑то в тюрьме.