Вот она и обратила усилия на домочадцев. Варвара, уже будучи замужней дамой, все повторяла: "мы, Изотовы", "я, Изотова", "род Изотовых". Она и девичью фамилию в браке оставила, и детей на нее записала. Дядюшка и пикнуть не посмел, что он, ее муж, другую фамилию носит, и следовательно, жена — уже не девица Изотова, и дочурки у них общие, он к их рождению тоже как-то причастен. Зинаида права была: она их всех по себе обломала.
— Кстати, а почему Зина ее недолюбливала? Да и Зоя, похоже, тоже к матери как-то без обожания? Вон, на похоронах…
— Вот у них обеих и спроси! — буркнул Данила, поднимаясь с кровати и подходя к окну, — Они мне не исповедовались.
— Ладно, спрошу, — задумчиво произнес Ося.
На следующий день Сима и Гоша, кляня торгашей-отравителей на все корки, забрали своих питомцев из больницы. Но дома на парней обрушился такой вал заботы и сочувствия, что не в силах этого стерпеть, они снова удрали на реку, на ту самую заводь.
— Слушай, — рассеянно следя за полетом над травой синих и зеленых, переливающихся речных стрекоз, сказал приятелю непривычно бледный Ося, у которого даже веснушки поблекли, — беспокоит меня одна вещь.
Изящные и стремительные стрекозы носились вокруг них фантастическими вертолетиками, замирали неподвижно на травинках и повсюду беззастенчиво занимались любовью, надолго приникнув друг к другу длинными соломинками тел. В детстве Иосиф знал, что аккуратно взять стрекозу-самца за изогнутое брюшко и снять с самки легче всего именно в этот момент. "Изверг", — запоздало отругал он себя. Хотя, конечно, в те годы маленький Ося понятия не имел, что это за момент такой, и почему осторожные ловкие стрекозки полностью утрачивают бдительность в этом положении. Когда Иосиф рассказал о своих "экспериментах" Дане, оба они сперва болезненно поморщились, а потом посмотрели друг на друга и захохотали.
— Знаешь, стрекоза хищник, довольно опасный, — заметил Ося, — Такая на вид мирная, беззаботная: летает себе и трахается как оголтелая. И в бабах Изотовых тоже, кстати, хищницы чувствуются.
— Думаешь, одна из них убила Варвару? — упрямо спросил Даня.
Иосиф поморщился. Ему было неловко за назойливую мысль: а может быть, все, что произошло — кровавая месть Варваре, например, ее собственной двоюродной сестры? Месть, тщательно спланированная и осуществленная абсолютно непонятно как?
— Ну, договаривай! Думаешь, Варьку кто-то из них кокнул? — повторил Данила, точно убеждая себя в правильности Оськиных подозрений, — Может, Зинка уложила тетку ударом кресла по голове? Или что-то видела подозрительное? Вот и намекнула на поминках…
Гершанок, потирая от смущения переносицу, перебил его:
— Да я не о ней совсем! — Иосиф сам не понимал, пугает его мысль о причастности Зины к убийству, или, наоборот, подогревает его интерес к шикарной, лихой и недоступной дамочке, — Я про водку, которая поддельная была. Все пили то же, что и мы. А заболели ты да я.
— Ну?
— Баранки!!! У тебя печень-почки в порядке? У меня тоже! Почему только нас вырубило? И учти, мы в тот вечер на веранде говорили про свои подозрения насчет Варькиной смерти. Громко говорили, Гошу вовлекли…
— Думаешь, на нас покушение было? И мы теперь под богом ходим?
— Да нет, — махнул рукой Ося, — По второму-третьему разу на свидетеля покушаются только в художественных произведениях соответствующего жанра. Нас, наверно, не убить, а попугать хотели.
— Как же все запуталось! — вздохнул Данила, — Придется частное расследование провести, показания снять, прочитать копию заключения, иначе я сюда больше не ногой, всюду будут мерещиться Чикатилы, один другого краше. |