– Вы знакомы с местностью к северу от Хайдарабада? – вежливо осведомился он.

– Нет.

– А с верхней Джамной?

– Никогда не слышал о ней.

– Господи, и вы, значит, считаете, – он не скрывал своего презрения, – что при всем своем невежестве имеете право вести такие разговоры?

Какие бы возражения я ему ни выдвигал, сказать, что он не поставил меня в тупик, было бы ложью. Тем не менее, когда я решил отбросить личную неприязнь и перейти к делу, он продолжил:

– Я спрашиваю вас, мистер… – Он притворился, что рассматривает мою визитную карточку, и делал вид, что разобрать ее текст для него слишком сложно. – Итак, я спросил вас, знакомы ли вы с работой полиции. И вот по какой причине. Вы хотите увидеть мисс Уэйд. Если вы знакомы с законом, вы должны знать, что она не испытывает желания отвечать на вопросы и в любом случае может потребовать присутствия адвоката.

– Да, мне это известно. Поэтому я и хочу узнать, можем ли мы с ней увидеться.

– Видите ли, на этот вопрос я вам отвечу сам, ибо нынешним утром вы вели себя просто непозволительно. Вы завлекли к себе в кабинет трех человек и обрушили на них град вопросов, которые не имели права задавать; они же, проявив слабость, взялись отвечать на них. Боже милостивый! – Он насмешливо фыркнул. – Они не послушались моего совета. Я говорил им: раз уж собрались идти, возьмите с собой адвоката. Не знаю, какие вы им ставили маленькие глупые ловушки, какими угрозами запугивали. Но…

Портьера отлетела в сторону, и в комнату ворвалась Гарриет Кирктон. За ней неуклюже ввалился рослый молодой человек, чьи ярко-рыжие волосы позволили сразу же опознать его. Сэм Бакстер был в пижаме, неуклюже сидящей на нем, и в руке держал стакан виски с содовой. Из-под покрасневших век мрачно смотрели карие глаза; он с такой ненавистью рассматривал Маннеринга, что интенсивность этого чувства, казалось, удивляла его самого.

– Грег, не будь идиотом, – с неподдельным здравым смыслом сказала Гарриет. – Он наш друг. Он знает всю правду.

– Правду, – повторил Маннеринг; усмехнувшись, он трубно фыркнул. – Но видишь ли, я тоже знаю правду. Вот почему я и пытаюсь скрыть ее.

Бакстер возмущенно махнул рукой, в которой продолжал держать стакан, и запротестовал:

– Да бросьте вы! Она хочет его видеть! Так и так они встретятся. Эй, суперинтендант, я и сам хотел утром добраться до вас, да не сумел оправиться от похмелья. Можете спрашивать меня о чем хотите. Вы же знаете, я принц Абу… – при этих словах Маннеринг расплылся в широкой улыбке, – и может, пригожусь вам.

– Дело в том, – сказал я, – захочет ли мистер Маннеринг ответить на мои вопросы.

– Конечно нет, – бросил он.

– Почему же?

– Потому что не должен отвечать и не собираюсь этого делать, – с холодной улыбкой сообщил Маннеринг.

– Вы предпочтете отвечать мне или коронеру?

Он засмеялся:

– Старый вопрос, старая история – эти вечные полицейские угрозы! Мой дорогой мистер Хэдли, неужели вы думаете, что можете повесткой вызвать меня на допрос?

– Мой дорогой мистер Маннеринг, – в тон ему ответил я, потому что вся эта история уже начала действовать мне на нервы, – полиция может выписать повестку и архиепископу Кентерберийскому, если сочтет, что у него есть какая-то информация по этому делу. Особенно если полиция будет иметь основания считать, что его светлость врет.

Я было подумал, что эти слова будут для него равносильны прямому удару в челюсть, но они произвели лишь сомнительный эффект.