ТРУП В МУЗЕЕ

Время я отметил, когда стал изучать все подробности. Жертве было примерно между тридцатью пятью и сорока годами, хотя он производил впечатление гораздо более пожилого человека. Даже в фальшивой бороде были заботливо намечены седые пряди. У него была достаточно приятная физиономия, несмотря на некоторую одутловатость ее; даже после смерти на ней сохранялось эдакое залихватски-насмешливое выражение. Его цилиндр, старый, но тщательно вычищенный, плотно сидел на темных волосах. Карие глаза широко открыты, нос с легкой горбинкой, а кожа носила смуглый оттенок. У него были черные (настоящие) усы. Щеки и подбородок еще блестели от клея на спирту, а с левой скулы, приклеившись на участке размером с шестипенсовую монету, свисали черные бакенбарды. Рот оставался открытым. Насколько я мог судить, с момента смерти прошло не меньше часа и не более двух часов.

Пальто было таким же поношенным, как и цилиндр, и потерто на обшлагах, но тщательно приведено в порядок. Натянув перчатки, я снова распахнул его. Вокруг воротника, уходя вниз, тянулась черная ленточка, на которой болталось пенсне. На нем был вечерний костюм, гоже не первой молодости, и на жилете не хватало одной пуговицы; ткань была потертой, если не считать свежего воротничка, великоватого для него.

Из его груди несколько выше сердца – хотя, судя по его внешнему виду, умер он мгновенно – торчала массивная рукоятка слоновой кости, а пять дюймов лезвия были обагрены кровью. Я посмотрел на его откинутую правую руку и на книгу, вывалившуюся из пальцев, когда он упал. Она была в кожаном переплете грубой выделки и, лежа на полу, открылась на загнутой странице, содержание которой добавило еще одну неразрешимую загадку в этой головоломке.

Я поднял ее. Она оказалась кулинарной книгой.

Джентльмены, большего бреда трудно было себе представить. Называлась она «Справочник домашних рецептов миссис Элдридж», и первая же глава, на которую я наткнулся, представляла собой краткое поучение, как готовить суп из баранины.

Я осторожно отложил книгу и, подтянувшись за ручку, поднялся на верхнюю ступеньку кареты, чтобы посмотреть внутрь ее. Луч фонарика позволил убедиться, что там пусто и пыльно. Ее последний обитатель не оставил никаких следов ни на черной кожаной обивке сидений, ни на чистом деревянном полу. Должно быть, его засунули внутрь в коленопреклоненном положении, прижав опущенной головой к дверце, так что снаружи его не было видно. На полу остались следы крови, но больше ничего.

Первое, чем я занялся, лишь усугубило окружающий хаос. Речь идет об установлении личности мертвого человека. По крайней мере, кое-каких ошибок уже удалось избежать. Этот человек с ножом в груди, скорее всего, никак не мог быть тем типом, который у музея напал на сержанта Хоскинса сразу же после одиннадцати часов. Да, он был высок. И к тому же худ. Да, можно было спутать его обыкновенное пальто с фраком старого покроя, который носили викторианские чиновники. Но невозможно было принять светлые бакенбарды за черные, а пенсне на ленточке – за большие очки в роговой оправе. Хоскинс никак не мог ошибиться в двух таких существенных деталях его внешности. Разве что по какой-то фантастической причине некто волшебным образом полностью изменил его внешний облик.

Спрыгнув со ступеньки, я сделал соскоб с подошв трупа. Они были покрыты тонким слоем угольной пыли.

Но это дело с самого начала не оставило времени ни на долгие размышления, ни на воспоминания о диком вопле Белых Бакенбардов: «Это ты убил его, и тебя повесят за это, мой милый обманщик! Я видел тебя в карете». В данный момент все это надо было отбросить. Я повернулся к Пруэну.

– Вы были совершенно правы, – сказал я. – Там оказался мертвец.

Он стоял в некотором отдалении. Тыльной стороной ладони он вытирал рот, другой рукой прижимая к груди плоскую фляжку с джином и глядя на меня припухшими глазами.