Он заставил меня смеяться в тот день, поведал о своей первой девушке, американской девушке по прозвищу Пятнышки. Я живо вообразила ее, дерзкую и загорелую, однажды поразившую его до глубины души тем, что она решительно сняла топик, явила ему обнаженные груди — и положила конец его затянувшейся девственности. Он изводился от страха, с ужасом касался ее тела… позорно опростоволосился в пикантной ситуации… Вспоминая, он постучал себя костяшками пальцев по лбу. Я была… очарована, честное слово. Часто ли мужчина делится с тобой такими подробностями? Я рассказала мужу, надеясь, что он тоже посмеется, но мои надежды не оправдались. А я перед его приходом, как обычно, пропылесосила ванную, ликвидируя тараканов, пока он не вернулся из министерства. Он же молча разделся и ушел. Я услышала плеск воды. Урок девятнадцатый: «Вы женаты? Да, моя жена со мной, она стоит вон там, в углу комнаты». Я представила себе тараканов, копошащихся в пылесборнике.

Вернулась к обеденному столу, за которым писала комический роман. Это была моя тайна, о которой я никогда не упоминала в светских беседах с женами сотрудников компании, — даже себе самой признавалась крайне редко. Я писала под лампой дневного света, пока не настала пора ехать за продуктами. В магазин полагалось приезжать между закатной и ночной молитвами; если перепутаешь время, рискуешь при первом же призыве к молитве очутиться в ловушке запертого магазина с опущенными ставнями — или снаружи, на липкой жаре, посреди пыльной автостоянки. Торговые центры патрулировали добровольцы из Комитета поддержания добродетели и ликвидации порока.

В конце июля Иджаз привез к нам на чай свою семью. Мэри-Бет, его жена, оказалась невысока ростом; вся какая-то оплывшая, покорная, веснушчатая, преждевременно увядшая блондинка, она была погружена в себя и едва поддерживала беседу. Молчаливую девочку с глазами, точно темные звезды, нарядили ради гостей в помпезное белое платье. Шестилетний остроголовый Салим успел утратить детскую припухлость, двигался он очень осторожно, будто боялся, что рука или нога вдруг отвалится. Он внимательно наблюдал за всеми, а вот Мэри-Бет избегала встречаться со мной взглядом. Что такого наговорил ей Иджаз? Что везет ее полюбоваться на женщину, которой ей бы стоило хоть в чем-то подражать? Естественно, все мучились. Я кое-как вытерпела это визит только потому, что меня вдохновлял скорый отлет; все вещи упакованы, сумки сложены, пора лететь домой. Накануне днем, между прочим, в кладовой, где я хранила свою одежду, моим глазам предстало другое пугающее зрелище. Дверцы встроенного шкафа, большие и тяжелые, как и все двери в этом доме, кто-то снял с петель, причем не целиком; они держались на одних нижних петлях, и оттого распахнутые дверцы казались подобием крыльев какого-то ветхого летательного аппарата.

Первого августа мы вылетели из международного аэропорта имени короля Абдель Азиза во время грозы; полет выдался малоприятным из-за тряски. Интересно, как там Мэри-Бет? Надеюсь, мы с нею снова увидимся. Впрочем, в глубине души я рассчитывала, что она исчезнет из моей жизни вместе с Иджазом.

В Джидду я возвратилась в самом конце ноября, удостоверившись, что мой дописанный роман попал к агенту. Помнится, прямо перед отъездом в отпуск я столкнулась с соседкой-саудовкой, молодой матерью, которая посещала литературные курсы при женском университете.