— Мистер Читтервик, вы совершили ужасающую ошибку.

«Неужели? — подумал мятежный мистер Читтервик. — Черт побери!»

— Вы не знаете, конечно, каков человек — мой муж, но я его знаю и могу вас заверить, что он просто не может быть повинен в столь отвратительном преступлении.

«Моя добрая леди, — подумал мистер Читтервик, глядя на закат, — ваш муж отъявленный негодяй, и чем скорее вы это поймете, тем будет лучше».

— Я знаю, что вы искренне опознали в нем человека, который был с мисс Синклер в «Пиккадилли-Палас»…

«Очень вам благодарен», — подумал мистер Читтервик, не испытывая ни малейшего чувства благодарности.

— Но вы должны, так или иначе, мне поверить, что вы ошиблись. Ужасно ошиблись!

«Вот еще, — молчаливо адресовался мистер Читтервик к озеру, — ничему подобному и никогда не поверю».

— Я никоим образом не желаю оказать на вас воздействие…

«Хо-хо!»

— Или заставить поступать вопреки вашей совести…

«Ха-ха!»

— Но вы обязаны, честное слово, обязаны принять во внимание возможность ужасающей ошибки (которую вы допустили, разумеется, совершенно бессознательно) и принять меры к исправлению ситуации, пока еще не поздно. Если бы эта дама вела себя иначе, больше поддалась бы страсти, чем чувству справедливости, просила бы, а не внушала беспокойство своей повадкой, даже превратилась бы вдруг в саму обманщицу леди Милборн в ее вечернем розовом платье, мистер Читтервик признал бы тот факт, что, несмотря на ее предосудительные методы, она, во всяком случае, борется, пусть в согласии со своими представлениями, за жизнь мужа и поэтому заслуживает по крайней мере сочувствия. Однако миссис Синклер не находилась в пароксизме страстной убежденности, не просила и даже отдаленно не напоминала леди Милборн. Во всем поведении миссис Синклер ощущалось, что он, Эмброуз Читтервик, не просто червяк под ее каблуком, но безмозглый червяк, самонадеянный червяк, сбрендивший с ума червяк, и ее миссия — постараться заставить этого червяка с поврежденным умом понять простую истину, а именно: он, мистер Читтервик, страдает просто комплексом неполноценности, и по этой причине он неловкий, подозрительный и видящий во всем отрицательную сторону субъект.

— Боюсь, нет никакого смысла продолжать эту дискуссию, — мрачно обратился мистер Читтервик ко входу.

Миссис Синклер почти беззвучно вздохнула. Очевидно, случай оказался посложнее, чем она ожидала, и глупого червя будет труднее переубедить и заставить увидеть свет истины и справедливости.

— Все мы совершаем ошибки, — заметила она снисходительным тоном и еще сделала немало разных благодушных замечаний, выраженных словами, доступными инфантильному пониманию червя.

Воспаленными глазами мистер Читтервик продолжал вглядываться в темнеющий пейзаж под аккомпанемент односторонней аргументации. Он чувствовал неловкость, был раздражен и жаждал, чтобы монолог наконец завершился. И тогда он сознательно перестал вслушиваться в то, что она говорила. Все равно, ничего хорошего она не скажет, а принести вред может. Если эта женщина думает, что сумеет убедить его презреть свой, само собой разумеющийся, долг, запугать его бременем ответственности, которую он взваливает на себя, если думает, что, устрашенный этой ответственностью, он позволит бессердечному убийце избежать заслуженной участи — ну что ж, она напала не на того человека. Да, положение создалось отвратительное, но, хотя он, так сказать, физически оказался причастным к нему, они в любом случае больше ничего от него не добьются.