– О, мои мысли не стоят ни пенса, не говоря уже о кружке пива, – ответил священник и протер очки. – Не знаю уж почему… но я думал о том, как легко здесь было бы совершить убийство.

– Как мило с вашей стороны, отец Браун, – добродушно произнес инспектор. – Вы видели больше убийств, чем положено любому священнику, а мы, бедные полицейские, коротаем время в ожидании хотя бы одного. Но почему вы решили… Ага, я вижу, вы рассматриваете все эти турецкие сабли и кинжалы на стене. Здесь много предметов, с помощью которых можно совершить убийство, если вы это имеете в виду. Но не больше, чем в любой обычной кухне: разделочный нож или кочерга тоже подойдут. Дело же не в орудии, а в намерении.

Отец Браун как будто собрался с разбегающимися мыслями и что-то промямлил в знак согласия.

– Убийство – это всегда просто, – продолжал инспектор Гринвуд. – На свете нет ничего проще. Я могу убить вас прямо сейчас с большей легкостью, чем достать выпивку в этом проклятом баре. Единственная трудность в совершении убийства – не выдать себя. Для нас беда в том, что убийцы очень застенчивы, а глупая скромность мешает им раскрывать свои шедевры. Они цепляются за навязчивую идею, что людей нужно убивать, не попадаясь на этом, даже в комнате, полной кинжалов. Иначе в любой лавке ножовщика было бы полно трупов. Кстати, это объясняет разновидность убийства, которое нельзя предотвратить, хотя вину все равно перекладывают на несчастных полицейских, которые что-то недоглядели. Когда безумец убивает короля или президента, это нельзя предотвратить. Нельзя заставить короля жить в угольном погребе или носить президента в стальной коробке. Любой, кто не прочь стать убийцей, может прикончить его. В этом безумец похож на мученика: он тоже не от мира сего. Настоящий фанатик всегда может убить любого, кого захочет.

Прежде чем священник успел ответить, в комнату ввалилась компания жизнерадостных коммивояжеров, резвящихся, словно стая дельфинов, и зычный бас крупного, сияющего здоровяка с такой же крупной и сияющей галстучной булавкой подействовал на управляющего, как свист хозяина на послушного пса. Он примчался с такой быстротой, на которую полицейский в штатском не мог и надеяться.

– Прошу прощения, мистер Джукс, – произнес управляющий с подобострастной улыбкой и откинул прядь густо лакированных волос, упавшую на лоб. – У нас сейчас не хватает рук, и мне приходится самому присматривать за всем.

Мистер Джукс был громогласен, но щедр: он заказал выпивку для всех, даже для почти раболепного управляющего. Мистер Джукс представлял очень известную и модную фирму, торгующую вином и крепкими напитками, и с полным основанием мог считать себя хозяином в таком месте. Он завел шумный монолог, объясняя управляющему, как нужно управлять гостиницей, а остальные прислушивались к его авторитетному мнению. Полисмен и священник устроились на низкой скамье за столиком в глубине зала, откуда наблюдали за событиями вплоть до того момента, когда инспектору пришлось самым решительным образом вмешаться в ход событий.

Вскоре, как уже упоминалось, в баре появились две поразительные фигуры, похожие на привидения: смуглый азиат в зеленом тюрбане и священник-нонконформист. Они были похожи на вестников злого рока, несущих беду. Свидетелем этого знамения стал молчаливый, но наблюдательный мальчик, последний час подметавший крыльцо, дабы не утруждать себя другими делами, толстый сумрачный бармен и дипломатичный, но рассеянный управляющий.

По утверждению скептиков, привидения имеют совершенно естественные причины. Человек с гривой соломенных волос в полуклерикальном облачении был известен в роли не только пляжного проповедника, но и современного пропагандиста.