|
Будь я волшебником, имей я власть над расстоянием, я бы удлинил путь между гостиной и спальней по крайней мере на километр. Не потому, что я нес на руках и в силу необходимости прижимал к своей груди прекрасную женщину, прости меня, господи! Просто я хотел бы отдалить ту ужасную минуту, когда она придет в себя. Как и большинство торговых работников, Надя, вероятно, не была такой уж сентиментальной и вряд ли безумно любила отца, но все же я боялся ее пробуждения. Мне хотелось, чтобы она пришла в сознание, когда в квартире будет уже полный порядок: тело отвезут в морг, кровь в прихожей отмоют, а собственный супруг Нади примет более или менее нормальный вид… Увы, спальня профессора находилась всего в трех-четырех шагах от гостиной. Можно было бы, конечно, задать мне следующий вопрос: почему Краси, законный супруг, не отнес свою жену в спальню, почему это сделал я? Если кто-нибудь думает, что мы с Краси состязались в благородстве, то он жестоко ошибается. О чем вы говорите! Красимир был в тот момент не в состоянии поднять даже булавку, не то что свою жену! Он был как помешанный. Подчеркиваю: как помешанный, потому что, посудите, шутка ли — споткнуться о своего тестя, валяющегося на полу с ножом в спине? Это, уверяю вас, зловещая картина, и не возражайте. Потому что каких я только не видел ужасов за долгую жизнь — уж я-то хорошо знаю, что говорю. Я, например, видел лошадей с вздутыми, точно гигантские мехи, животами и с мордами, оскаленными в предсмертных судорогах. Потрясающие картины, ей-богу! Но поверьте, что увидеть своего тестя с воткнутым в спину ножом еще страшнее, и такую картину не каждый сможет выдержать. Надо помнить также, что Краси был пьян. Позже, перед следственными органами, он признал, что в подвале один выпил полкувшина вина. Вроде бы немного, однако, если добавить к нему вино, выпитое раньше, общее его количество составит около литра — доза более чем достаточная, чтобы человеку ужасные вещи казались еще более ужасными, нежели на самом деле. Ужасная картина, какую представлял собой заколотый профессор, казалась Краси во сто крат более ужасной, и поэтому не надо удивляться, что в тот момент Красимир не заметил обморока своей жены, не надо винить его в том, что он не пришел к ней на помощь.
Но я не растерялся, не потерял самообладания, как это всегда случалось со мной в критический момент. Я смочил ее голову водой, и Надя открыла глаза. (В сущности, она их вытаращила, но мне не по нраву резкие слова, и потому я говорю «открыла».) — Соберитесь с силами, товарищ Надя! — сказал я. — Что случилось с вашим отцом, то случилось, ничего не поделаешь. Возьмите себя в руки — вам еще жить да жить… Уставившись на меня, Надя глубоко вздохнула и покачала головой. Как мне хотелось утешить бедную женщину, смягчить ее горе! — Имя вашего отца, — сказал я, — человечество не забудет, потому что он создал противогриппозные сыворотки… Надя продолжала пристально смотреть на меня, губы ее слегка приоткрылись — может быть, она собиралась задать мне какой-то важный вопрос, связанный с сыворотками? В последнее время профессор сражался против гонконгского гриппа, вспомнил я и, чтобы не молчать (в подобные минуты молчать так неудобно!), сказал: — Доктор Беровский тоже работал над сывороткой против гонконгского гриппа. Ученые как бы соревновались, кто первый придет к великому открытию… Однако у меня такое чувство, что ваш покойный отец успел гораздо больше. Возможно, он был всего лишь на расстоянии одного шага от мирового успеха, от Нобелевской премии. И если бы не это несчастье!.. — Я не верю, что доктор Беровский убил папу, — сказала Надя, качая головой. — Вы намекаете на такую возможность — но я не верю! — Доктор Бе-бе-ровский?.. — Я даже заикаться стал. Подобная мысль, клянусь своим честным именем, до этого никогда не возникала в моей голове: если бы в комнату влетела, например, шаровая молния, я бы изумился ничуть не меньше. |
