Вы это не оспариваете?
– Нет, конечно, – в голосе Эмми Торн прозвучало пренебрежение. – Все об этом знали.
– Что ж, с этим покончено. То же относится и к вам, мисс Галлант, но по другим причинам. Вы беспокоились еще и за своего брата. Так вы мне
сказали. Что касается вас, мистер Галлант, вы не из тех мужчин, которых можно поставить на колени, но тем не менее вы позволили, чтобы эта
женщина из вас веревки вила. Вероятно, вы попали в какое то безвыходное положение. Так?
Галлант открыл было рот, но почти сразу закрыл его. Он посмотрел на сестру, потом перевел взгляд на Вулфа и еще раз открыл и закрыл рот, словно
рыба, выброшенная на берег. Уж сейчас то он без всякого сомнения попал в затруднительное положение.
Наконец он сумел выдавить:
– Она держала меня в руках. – Он судорожно стиснул зубы, потом продолжил: – В полиции об этом знают. Кое что они выяснили сами, а остальное
рассказал им я сам. Она была скверная женщина. Мы познакомились во Франции, во время войны. Мы были вместе в Сопротивлении, и именно тогда я и
женился на ней. Лишь позднее я узнал, что она была perfide . Да, она предала Францию – доказать я этого не мог, хотя знал наверняка. Я бросил
ее, сменил фамилию и уехал в Америку… а в прошлом году она меня разыскала и начала ставить свои условия. Я был полностью в ее руках.
– Так не годится, мистер Галлант, – сказал Вулф. – Сомневаюсь, чтобы ваши объяснения убедили полицейских, а уж меня то и подавно не убеждают.
Будь все так, как вы описываете, вы могли бы убить ее, но вы бы, безусловно, не позволили ей овладеть вашим бизнесом и навязывать свою волю. Чем
она еще вам угрожала?
– Ничем. Ничем!
– Фу. Вы же, безусловно, боялись еще чего то. И, если расследование затянется, полиция наверняка это обнаружит. Я бы посоветовал вам признаться
и позволить мне покончить с этим делом раз и навсегда. Разве после ее смерти с вашими страхами не покончено?
– Да. Слава Богу, покончено. – Галлант звонко шлепнул обеими ладонями по ручкам кресла. – После ее смерти бояться мне теперь и вправду нечего. У
нее было двое братьев, которые тоже предали Францию, как и она, и я убил их обоих. Я убил бы и ее, но ей удалось скрыться. Тогда, во время
войны, этого никто бы и не заметил, но, увы, я разоблачил их позднее, значительно позднее, а к тому времени это уже считалось преступлением. По
ее свидетельству, меня неминуемо посчитали бы assassin , и я был бы обречен. Теперь она умерла, слава Богу, но я ее не убивал. Вы сами это
знаете. Вчера в половине двенадцатого я находился в ателье вместе с мисс Принс и со многими другими, а вы готовы подтвердить под присягой, что
Бьянку убили именно в это время. Вот почему мы и пришли к вам, чтобы договориться об оплате…
– Подождите, Алек, – сдержала его пыл Анита Принс. – Мистер Вулф хочет что то уточнить. Позвольте ему…
– Будем считать, что кота уже выпустили из мешка, – произнес Ниро Вулф. – Теперь продолжим. Я вовсе не готов подтвердить под присягой, что
Бьянку Фосс убили именно «в это время». Напротив, я убежден, что это вовсе не так, по ряду причин. Здесь есть и мелочи, вроде площадной брани,
которую она обрушила на меня по телефону, причем совершенно безосновательно; кроме того, она обозвала меня разбухшим комом сала и чванливым
ничтожеством. Женщина, которая до сих пор говорила по английски со столь выраженным иностранным акцентом, не смогла бы так быстро подобрать
подобные слова, а, возможно, вообще не знала бы их.
Впрочем, развивать эту тему он не стал. |