Никакое несчастье, никакое волнение не способно замутить наше отношение к ней. Когда мы видим ее, мы приветствуем ее и испытываем потрясение. Позавчера в Сан-Томмазо у меня при себе были деньги, которые я должен был заплатить как цену молчания. Я был готов отдать их. Решение было принято. Должен признаться, я даже почувствовал себя свободней, испытал облегчение. Красота этрусских скульптур в этом подземелье немало укрепила во мне это чувство.
— К тому же было благоразумно делать вид, что ничего не случилось, так ведь?
— И это верно, — твердо сказал барон. — Согласен. И это. Но это было не трудно. Этруски меня поддерживали. Должен сказать вам, что, по моему глубокому убеждению, наша семья — она очень древняя — возникла в античности на земле между Тибром и Арно.
— Ваша жена мне говорила. Так вы передали деньги?
— Нет. Не было случая. Как вы знаете, он исчез.
— Тоже облегчение, очень понятное.
— Разумеется.
— Знаете ли, вы были не единственной его жертвой в группе.
— Я так и думал.
Аллейн взял его бокал.
— Я налью вам еще.
— От этого я не сделаюсь разговорчивее, — сказал барон. — Но благодарю вас.
Взяв бокал, он продолжил:
— Можете не верить мне, но я бы утешился, если бы мог рассказать вам, что именно он раскопал. Но я не могу. Но клянусь честью, я очень хотел бы. Хотел бы всем сердцем, мистер Аллейн.
— Будем считать, что так оно и есть.
Аллейн собрал негативы и снимки баронессы.
— Вы их заберете? — спросил он. — В ранних нет ничего, что огорчило бы вашу жену. — Он протянул их барону. Сверху лежал снимок Ван дер Вегелей в профиль.
— Поразительный снимок, — непринужденно сказал Аллейн. — Не правда ли?
Барон посмотрел на снимок и потом на Аллейна.
— Мы и в мыслях похожи, моя жена и я, — сказал он. — Вы могли это заметить.
— Да, я заметил, — подтвердил Аллейн.
— Когда возникают такие узы, а возникают они очень редко, их нельзя — как это сказать по-английски?..
— Сбросить со счетов?
— Может быть. Их нельзя нарушить. Это есть в вашей литературе. Это есть в «Грозовом перевале».
Аллейн подумал, что нелегко облечь Ван дер Вегелей в одеяния Хитклиффа и Кети, но все равно сравнение не показалось ему нелепым.
Барон допил свой бокал и с хорошо разыгранным оживлением хлопнул себя по колену и встал.
— Я пойду, — сказал он. — Вряд ли мы еще встретимся, если только не возникнут очередные формальности. Полагаю, что я ваш должник, мистер Аллейн, неоплатный должник. Вы не хотите, чтобы я сказал что-то еще?
— Ни единого слога.
— Как я и полагал. Позвольте…
Впервые за все их краткое знакомство Аллейн увидел барона по-настоящему в замешательстве. Он переводил взгляд со своей огромной руки на Аллейна.
— Разумеется, — сказал Аллейн, и на мгновенье его рука потонула в руке барона.
— Я вам искренне благодарен, — сказал Ван дер Вегель.
Аллейн смотрел, как он обычной своей пружинистой походкой направился к лифту.
«Что ни говори, — думал Аллейн, — более симпатичного убийцы я не встречал».
Глава десятая
В Риме
«Дело было решено, когда я увидел снимок молодого Дорна, — писал Аллейн. — Барона на нем не было.
Я все время допускал эту возможность. |