– Сержант, поднимитесь на верхний этаж и осмотрите все; возможно, убийца оставил там свое оружие. Чем черт не шутит, – добавил он то ли сержанту, то ли самому себе. После этого подошел к эксперту, который «колдовал» над убитым артистом: – Ну, что там у тебя, Семенович?

– Ничего интересного, Павел Игнатьевич. Пуля вошла в тело под небольшим углом, поэтому можно сделать вывод, что стреляли откуда-то сверху – скорее всего, с галерки. – Он показал на небольшой балкончик в конце зала. – Стреляли предположительно из пистолета, так как на пулю от винтовки это не похоже. – Теперь его палец переместился на грудь убитого. – Но, как вы понимаете, Павел Игнатьевич, это только предварительные выводы. Окончательные я смогу дать только после вскрытия.

– Пистолет, говоришь, – капитан почесал подбородок. – Это уже хуже. Пистолет могли и не оставить на месте преступления, а забрать с собой. Тем более что глушителя на нем не было. А значит, спрятать его и унести не составит никакого труда. Ладно, вернемся к нашим бар… – Он не договорил, повернувшись к стоящим в стороне артистам. Увидев пожилого серьезного мужчину в костюме, двинулся к нему. – Вы здесь главный? – скорее для порядка спросил Нестеренко, зная, что не ошибся в своем выборе.

– Да, я режиссер этого театра, – с некоторой гордостью произнес Григорович.

– Мне нужна свободная комната, где я буду проводить опрос свидетелей. Таковая имеется? – Голос капитана был сухой и властный.

– Да-да, конечно. Прошу. – Григорович показал на дверь.

– Да, и еще. – Капитан на секунду остановился. – Попросите никого не расходиться. – Он кивнул на стоящих в стороне артистов и служащих театра.

– Хорошо. – Режиссер быстрым шагом отправился выполнять указания опера.

Подойдя к артистам, он что-то им объяснил в двух словах, покосившись на капитана, и так же быстро вернулся.

– Прошу, – снова сказал Григорович, и они двинулись дальше.

Режиссер не стал ломать голову над тем, какое бы помещение предоставить полицейскому, а просто пригласил того в свой кабинет, сказав капитану, что комната в полном его распоряжении.

Опрос свидетелей ничего не дал. Никто ничего не видел, все слышали только выстрел. Осмотр верхнего этажа тоже не принес желаемых результатов. Глядя на то, как сержант отряхивал с себя пыль, капитан был уверен, что тот честно выполнил поставленную задачу. Вызвав к себе режиссера, Нестеренко сказал:

– Теперь я бы хотел осмотреть гримерку убитого. Так, по-моему, это у вас называется?

Григорович, показав на дверь, произнес свое излюбленное:

– Прошу.

Раньше Нестеренко не приходилось бывать в подобных местах, поэтому он несколько удивился, увидев маленькую комнатку, в которой царил творческий беспорядок, как объяснил режиссер. На самом же деле здесь был полный бардак. Повсюду валялись какие-то костюмы, сшитые из цветной парчи и бархата, шляпы с перьями и просто отдельные части гардероба. Единственным более-менее свободным местом было трюмо. Вот туда-то и двинулся капитан, сказав сержанту, чтобы тот занялся осмотром помещения.

На трюмо стояли флаконы, баночки, какие-то пудреницы, кисточки – в общем, все то, что каждый мужчина может лицезреть у женщины в спальне. «Точно говорят, что все они здесь пида…» – первое, что пришло в голову капитану. Вытащив платок, он стал открывать по очереди ящики стола трюмо. Чего только в них не было: обертки от конфет, женские шпильки, мягкие игрушки и все то, что никак не могло заинтересовать капитана. Неожиданно сзади раздался удивленный возглас сержанта:

– Ничего себе! Товарищ капитан, вам следует на это взглянуть…

Нестеренко обернулся и увидел, что сержант склонился над деревянным ящиком, оклеенным афишами; скорее всего, это был ящик, в котором перевозили одежду во время гастролей.