В коридоре затопали тяжелые шаги, и все обернулись. При виде вошедшего в комнату Мастерса напряжение переросло в холодную враждебность.

Инспектор был тоже враждебно настроен. Я никогда еще не видел его таким взъерошенным, озабоченным и зловещим. Пальто грязное, равно как и сбитый на макушку котелок. Он остановился в дверях, медленно оглядывая присутствующих.

— Ну что? — спросил Тед Латимер. В данных обстоятельствах в его резком тоне звучала не столько бравада, сколько детское нетерпение. — Можно нам отправляться по домам? Долго вы еще будете нас здесь держать?

Мастерс продолжал оглядываться вокруг. Затем, будто под влиянием какой-то мысли, улыбнулся и, кивнув, сказал:

— Что ж, я вам все объясню, леди и джентльмены. — Он осторожно снял грязные перчатки, вытащил из-под пальто часы. — Сейчас ровно двадцать пять минут четвертого. Возможно, мы просидим тут до рассвета. Вы уйдете, как только ответите на мои вопросы, разумеется, не под присягой, но честно… Отвечать будете по отдельности — вас будут приглашать по одному. Мои помощники как раз готовят комнату, чтобы всем по возможности было удобно. С остальными по моей просьбе побудет констебль, присмотрит, чтобы никто из вас не пострадал. Мы вас считаем ценными свидетелями, леди и джентльмены.

Улыбающиеся губы инспектора сжались.

— А теперь… гм… извините меня, мистер Блейк, будьте добры на минуточку выйти. Мне надо сказать вам словечко наедине.

Глава 9

Прежде чем заговорить, Мастерс увел меня на кухню. Джозефа там уже не было. Верстак стоял поперек комнаты прямо перед дверью, на нем горели выстроившиеся в ряд свечи, в нескольких шагах был установлен стул для свидетелей. Картина напоминала изображения инквизиторского трибунала.

На заднем дворе царил шум, стремительно метались бесчисленные фонарные лучи, кто-то карабкался на крышу каменного домика, сверкали фотовспышки… Домик, стены, кривое дерево казались фантастической сценой с гравюры Доре. Глухой голос поблизости с благоговейным ужасом произнес:

— Слушай, понял, а?

Другой проворчал:

— Ух!

Кто-то чиркнул спичкой.

Мастерс ткнул пальцем в окно, за которым шла бурная деятельность.

— Я потерпел поражение, сэр, — провозгласил он. — По крайней мере, в данный момент, и не стыжусь в этом признаться. Не могло такого случиться, однако случилось. У нас есть свидетельства — очевидные, точные, — что никто на всем белом свете не мог войти в домик и выйти оттуда. Но Дартворт мертв. Хуже не придумаешь, доложу я вам. Постойте! Вы что-нибудь выяснили?

Я коротко пересказал то, что услышал, но, когда заговорил о Джозефе, он меня остановил:

— Ах!… Ах да. Хорошо, что вы его видели; и я тоже. — Инспектор по-прежнему мрачно улыбался. — Я его отправил на такси домой под охраной констебля. Возможно, опасность ему не грозит, но, с другой стороны…

— Опасность?

— Да. О, сэр, сначала все сходится. Полностью. Абсолютно. Дартворт боялся домика вовсе не из-за привидений. С духами он на короткой ноге. Он боялся чьего-то реального нападения… Иначе зачем бы он заперся изнутри на щеколду и на шпингалет? Ему бы в голову не пришло запираться от привидения на железный засов. Но он заподозрил, что кто-то из участников маленького спиритического кружка задумал с ним расправиться, и не знал, кто именно. Поэтому велел Джозефу сидеть нынче вечером в другом месте и вести наблюдение. Об опасности он узнал из записки, которую в листы бумаги, приготовленные для плутовского сеанса, мог сунуть только один из присутствовавших. Понимаете, сэр? Дартворт чего-то или кого-то смертельно боялся, на что и рассчитывал злоумышленник, кем бы он ни был.