— Хороший вопрос, — признал Холлидей, присев на краешек стола и что-то перебирая в уме. Потом бросил на Мастерса проницательный взгляд. — Сначала, инспектор, позвольте вас тоже спросить. Знаете ли вы некоего Роджера Дартворта?

На лице Мастерса не дрогнул ни один мускул, но вид у него был довольный.

— Видимо, вы его сами знаете, мистер Холлидей?

— Да. Хоть не так хорошо, как моя тетушка леди Беннинг, моя невеста мисс Мэрион Латимер, ее брат Тед и старик Фезертон… Кружок довольно многочисленный. Лично мне Дартворт определенно не правится, но что тут можно сделать? С ними не поспоришь, они лишь снисходительно улыбаются и говорят: «Ты ничего не понимаешь». — Он закурил сигарету, раздраженно загасил спичку, на лице его играла саркастическая усмешка. — Хотелось бы только узнать, известно ли что-нибудь Скотленд-Ярду о нем или о его малолетнем рыжеволосом сообщнике.

Холлидей с инспектором обменялись понимающим взглядом. Вслух Мастерс осторожно ответил:

— У нас нет никаких свидетельств против мистера Дартворта. Вообще никаких. Я встречался с ним — симпатичный джентльмен. Очень даже симпатичный, без всякой показухи. Никаких дешевых эффектов, если вы меня понимаете…

— Понимаю, — подтвердил Холлидей. — Тетушка Энн в моменты особенного экстаза объявляет старого шарлатана святым.

— Правильно, — кивнул Мастерс. — А скажите мне… гм… Извините за щекотливый вопрос… Нельзя ли признать обеих дам несколько… м-м-м…

— Легковерными? — Таким образом Холлидей истолковал утробное мычание Мастерса. — Господи боже мой, нет! Совсем наоборот. Тетушка Энн с виду кажется милой старушкой, а на самом деле — железная леди, смазанная медом. А Мэрион… это Мэрион, понимаете…

— Ясно, — опять кивнул инспектор.

Биг-Бен отбил полчаса, когда швейцар раздобыл нам такси; Холлидей назвал шоферу адрес на Парк-Лейн, объяснив, что хочет захватить кое-что из своей квартиры. Было зябко, по-прежнему шел дождь, на темных улицах сверкали блики отраженного света.

Мы подъехали к одному из новых многоквартирных домов из белого камня с зелеными и никелированными панельными вставками, похожему на модернистские коробки, растущие как грибы на тихой пристойной Парк-Лейн. Я вышел, прошелся под ярко освещенным козырьком подъезда, куда поспешно нырнул Холлидей. Дождь поливал темную улицу, лица прохожих выглядели — как бы лучше сказать? — нереально. Меня донимал яркий образ в газетной заметке: отвернувшийся худой мужчина, заглядывающий в макет камеры смертников, медленно крутя и дергая головой. Самое жуткое, что охранник назвал его «джентльменом». Когда Холлидей тронул меня сзади за плечо, я едва не шарахнулся в сторону. Он держал в руках плоский пакет в коричневой оберточной бумаге, перевязанный лентой, и вручил его мне с предупреждением:

— Пока не открывайте. Там кое-какие факты или домыслы, касающиеся некоего Луиса Плейга.

На нем был тонкий, застегнутый доверху дождевик, в котором он ходил в любую погоду, и шляпа, надетая набекрень. Дин с улыбкой протянул мне мощный фонарик, предварительно снабдив другим Мастерса. Когда инспектор садился со мной рядом в машину, я почувствовал что-то твердое у него в боковом кармане, мне показалось, фонарь, захваченный из дома, однако я ошибся — это был револьвер.

В Уэст-Энде легко толковать о кошмарах и ужасах, но, поверьте мне на слово, я не слишком уверенно себя чувствовал среди огней, перемежающихся темнотой. Шины слабо поскрипывали на мокрой мостовой, хотелось о чем-нибудь поговорить.

— Я ничего не слышал о Луисе Плейге, — начал я, — хотя, мне кажется, по газетной заметке нетрудно реконструировать историю его жизни.