Город просыпался, начинался новый день, а мы сидели в заброшенном, разваливавшемся доме с привидением… Макдоннел подошел к верстаку и принялся разбирать принесенные листы, исписанные карандашом.
— Ну, сэр? — обратился ко мне Мастерс. — Что скажете? Мозги работают?
Я отрицательно покачал головой и добавил:
— Собственно говоря, противоречивые показания вполне объяснимы. А именно: трое утверждают, что по комнате кто-то прошел, а двое отрицают. Но двое отрицающих — леди Беннинг и Тед Латимер — были полностью догружены в молитву, в медитацию, я не знаю… Могли и не заметить.
— Тем не менее они сразу услышали колокол, — заметил Мастерс. — А он звонил совсем негромко, могу засвидетельствовать.
— Да… Вот тут у нас загвоздка. Ладно, допустим, кто-то лжет. Плетет, пожалуй, самую искусную ложь, какую мы с вами когда-либо слышали.
Мастерс решительно встал.
— Я не собираюсь торопиться с выводами, — объявил он. — Когда голова не варит, лучше этого не делать. Иначе забуду о каком-нибудь очень важном обстоятельстве, которое гораздо важнее, чем люди, способные пройти по раскисшей грязи, не оставив следов. Выброшу все из головы. И все-таки я интуитивно чувствую… интуитивно… не знаю… так или иначе… что такое интуиция?
— Ну, сэр, — вставил Макдоннел, — в принципе я пришел к выводу, что интуиция — это мысль, в которой сомневаешься из опасения, как бы она не оказалась ошибочной. Подобные мысли возникали у меня всю ночь. Удивительно, например…
— Ничего не хочу слышать. Проклятие, меня тошнит от этого дела! Хочу чашку крепкого кофе. И немного поспать. И… минуточку, Берт. Что у тебя там в бумагах? Если что-нибудь интересное, говори. Остальное обождет.
— Слушаюсь, сэр. Заключение полицейского врача. «Смерть наступила от колотой раны, нанесенной острым предметом, представленным для экспертизы, а именно: кинжалом с инициалами „Л.П.“, проникшим…»
— Кстати, где этот чертов кинжал? — перебил его Мастерс, которого вдруг осенила какая-то мысль. — Я должен его забрать. Ты его захватил?
— Нет. Бейли его сфотографировал на столе, который подняли после того, как мы провели измерения и отсняли место преступления. Наверно, так там и лежит. Лезвие, кстати, острое, как игла. Не похоже, чтобы им орудовало привидение.
— Правильно. Захватим его с собой. Не хочу, чтобы с ним снова баловался наш повернувшийся спиной приятель. Плевать на медицинское заключение. Как насчет отпечатков?
Макдоннел нахмурился:
— Уильямс сказал, на ноже вообще нет никаких отпечатков. Говорит, убийца либо начисто вытер его, либо, как и следует ожидать, был в перчатках. А в комнате отпечатков полным-полно. Он насчитал два отдельных набора, кроме пальцев Дартворта. К утру снимки будут готовы. И следов ног много. Там пыльно. Но в лужах крови ничего нет, кроме частичного отпечатка подошвы, видимо, мистера Блейка.
— Сейчас сходим туда и сравним. Что нашлось в карманах Дартворта?
— Обычная белиберда. Ничего интересного. Никаких документов. — Макдоннел вытащил из собственного кармана завернутый в газету пакетик. — Вот. Связка ключей, записная книжка, часы с цепочкой, серебряные монеты… Обнаружена лишь одна странная вещь…
— Ну! — рявкнул Мастерс.
— Когда мы на всякий случай шарили в топке, констебль обратил внимание на стекло, сэр. В камине. Крупные осколки графина, бутылки, не знаю… Они так обгорели и растрескались, что трудно точно сказать. Наверно, давно там лежали.
— Стекло? — повторил инспектор и вытаращил глаза. |