Примерно в полночь я лег в постель и заснул. Мне приснился человек в окровавленной китайской куртке, который гонялся за голой девушкой с длинными нефритовыми сережками, в то время как я старался снять эту сцену незаряженной фотокамерой.
Глава 5
Утром мне позвонил Фиалка Макги. Я еще не оделся, но уже успел просмотреть газету и про Стайнера ничего в ней не нашел. Фиалка Макги разговаривал бодро – как человек, хорошо выспавшийся и не обремененный слишком большими долгами.
– Как ты там, парень? – начал Фиалка.
Я сказал, что у меня все в порядке, если не считать некоторых личных проблем. Макги как то рассеянно засмеялся, а потом небрежно промолвил:
– А этот Дравек, которого я присылал к тебе... Ты что нибудь сделал для него?
– Слишком сильный дождь, – ответил я, если это можно назвать ответом.
– Гм... Похоже, с ним все время происходят приключения. Теперь его машину омывает прибой у рыбачьего причала в Лидо.
Я промолчал, только крепче сжал в руке телефонную трубку.
– Да, – бодро продолжал Макги. – Роскошный новый «кадиллак». Но песок и морская вода здорово его попортили... О, забыл еще одно! В нем нашли труп.
У меня перехватило дыхание.
– Дравека? – прошептал я.
– Нет, какой то парень. Дравеку я еще не говорил. Машину охраняют.
Может, поедешь вместе со мной? Я согласился.
– Поторопись. Я буду у себя в конторе. – И Макги положил трубку.
Я побрился, оделся, наскоро позавтракал и через полчаса подъехал к дому окружного управления. Когда я вошел в кабинет Макги, тот сидел у желтого столика, положив на него шляпу и одну ногу, и разглядывал желтую стену. Он поднялся, взял шляпу, и мы спустились к служебной стоянке, где сели в небольшую закрытую черную машину.
Ночью дождь утих, утро было лазурное и солнечное. В воздухе чувствовалась прохлада, и жизнь казалась бы легкой и свежей, если б не было так неспокойно на душе.
До Лидо было тридцать миль, и первые десять – по улицам города. Макги преодолел все это расстояние за три четверти часа. Наконец мы затормозили возле арки, за которой тянулся длинный черный причал, и вышли из машины.
Перед аркой стояли несколько машин и группа людей. Полисмен на мотоцикле к причалу никого не подпускал. Макги показал ему бронзовую звезду, и мы прошли на пристань, где резко пахло рыбой. Этот запах не исчез даже после двухдневного дождя.
– Вон она, на буксире, – сказал Макги.
Низкий черный буксир пришвартовался в конце причала. Что то большое, зеленое и никелированное стояло на его палубе перед рулевой рубкой. Вокруг толпились мужчины.
По скользкому трапу мы спустились на буксир.
Макги поздоровался со старшим на буксире – мужчиной в форме цвета хаки и с полисменом в штатском. Трое матросов из команды отошли к рулевой рубке и стали к ней спиной, глядя на нас.
Мы осмотрели машину. Передний бампер и сетка на радиаторе были смяты, одна фара разбита. Краска и никель были поцарапаны о песок, а обивка на сиденьях намокла и почернела. Однако «кадиллак» не стал от этого хуже. Он был окрашен в зеленый цвет двух тонов, а сбоку была нанесена темно красная полоса.
Мы с Макги заглянули внутрь. На переднем сиденье, припав к рулю и как то странно нагнув голову, сидел черноволосый худой юноша. Его красивое лицо было синевато белым. Из под полузакрытых век тускло поблескивали белки глаз. В открытый рот забился песок. На голове запеклась кровь, которую не совсем смыла морская вода.
Макги крякнул, медленно отошел и положил в рот свою любимую жевательную резинку с запахом фиалки. Из за этой жвачки он и получил свое прозвище.
– Как это случилось? – деловито спросил я.
Мужчина в форме цвета хаки показал в конец причала: грязно белые крепкие поручни были сломаны, и оголилась светло желтая древесина. |