|
Фокин хотел было что-то говорить, но Свиридов цыкнул на него, и Афанасий Сергеевич наконец утихомирился. Перспектива ночевать в милиции больше не возмущала его. Тем более что лучше ночевать под крышей, хоть и на жесткой лавке, чем в раскачивающейся под ветром и заливаемой ночным дождем старой машине.
Свиридов же долго не мог заснуть. Смутная, немотивируемая тревога, тлевшая в нем еще при подготовке к дальней командировке, разрасталась. Нет, не этот пухлый майор, нет, не нетрезвый лейтенант Леня, и даже не носато-усатый армянин, который, может быть, и являлся автовладельцем Аветисяном, обратившимся в милицию по поводу якобы угнанной машины, – не они конкретно тревожили его. Нет, что-то гораздо менее ощутимое, менее определенное – словно чье-то назойливое, еле уловимое прикосновение, чье-то неотступное внимание, ведущее его по дороге Хабаровск – Владивосток, как выслеживают дичь. А может, все началось и раньше. Гораздо раньше. Он не стал перебирать в мозгу перипетии этого длинного дня. Он перевернулся на узкой лавке и заснул. Ему снилась черная, обвитая трещинами дорога, на которую просачивается из близлежащих деревьев рев тигров. Тигры почему-то щеголяли в милицейских фуражках, а потом под ноги попалась колдобина, Свиридов упал, в лицо упругим тигриным прыжком кинулся трещиноватый асфальт, и стало больно. Последнее, что он успел запомнить, была красная машина с заляпанным номером, на дикой скорости пролетевшая мимо него и обжегшая холодом щеку. Он открыл глаза и обнаружил, что упал с лавки и лежит на боку – неловко подтянутый локоть, боль в бедре – и с прижатой к холодному мокрому полу щекой.
Глава 3 ПОШЛАЯ, КАК ЖИЗНЬ, ИСТОРИЯ
Юля припарковала свой красный «Хендэй Соната» у трехэтажного белого здания, которое было ей хорошо знакомо. Она раза два или три останавливалась здесь на постой. Гостиница была не ахти, не чета владивостокским, новосибирским и особенно московским. Тремя этими городами и исчерпывался список больших населенных пунктов, в которых приходилось бывать Юле. Она давно хотела попутешествовать за рубежом, средства позволяли, но не позволяли, так сказать, спонсоры. Хотя нет, слово «спонсор» перестало быть актуальным года как два уже; сейчас богатые папики предпочитали камуфлироваться более обтекаемыми словами типа «меценат», «компаньон» и даже «друг детства». Заменяя этим упомянутое слово «спонсор», в народном понятии едва ли не эквивалентное слову «сутенер». Нет, скорее нечто среднее между «сутенером» и «ворюгой», только очень крутым и потому еще более ненавистным. Юлины «меценаты» и «компаньоны» объединились в одном лице – в бугристо Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
