Кто-то – Сысоев или Тетерин, Плюху некогда было смотреть – сразу выполнил просьбу, но попал разведчику по локтю, да так больно, что Егор, зашипев, на какое-то время прекратил стрельбу. Он быстро, впрочем, опомнился, но винтовка захлебнулась – патроны все-таки кончились. И пока Плюх менял магазины, он вновь облился холодным потом, представляя, как выбирает новую цель пулеметчик.

Однако «Ковдор» так больше и не выстрелил. А вскоре из рощи вышла Забияка и махнула рукой:

– Идите сюда!

Плюх кивнул ученым: идите, мол, – а сам склонился над Блямсом, разглядывая рану на ноге друга. Пуля прошла навылет, да и кровь уже не текла, а лишь немного сочилась. Поразившись в очередной раз скорости «богомольей» регенерации, косморазведчик перевязал раненую голень товарища.

– Идти сможешь?

– Блямс! – уверенно ответил тот и вскочил было на ноги, но, покачнувшись, едва не упал.

Подхвативший его Плюх покачал головой:

– Вот только прыгать не надо. Держись за меня и не геройствуй.

Пошел «богомол» вполне уверенно, только немного прихрамывая. И за плечо разведчика держался, скорее всего, просто чтобы не обидеть друга.

Илона с учеными поджидали их за ближайшими дубками. Возле ног Забияки неподвижно, с окровавленной головой, лежал человек в черной одежде.

– Ты его убила? – невольно сглотнув, пробормотал Плюх.

– А что, расцеловать надо было? – прищурилась девушка.

– Нет, конечно, но…

– «Но» скажешь, коли запрячь сумеешь, – буркнула Забияка и неохотно добавила: – Живой он, не плачь. По головушке только прикладом погладила.

– Я не собираюсь плакать, – сказал Плюх. – Но ты знаешь, как я отношусь к убийству, особенно неоправданному. Да, – поднял он руку, видя, что Илона собралась возразить, – я тоже убивал. Потому что иначе было…

– Может, хватит, а? – поморщилась Забияка. – Тебя послушать, так у меня только и заботы, как бы убить кого. Между тем это он нас едва не положил и Блямса ранил.

– Не надо ссориться, друзья, – вмешался в разгорающийся спор профессор Сысоев. – Все живы, вот и хорошо.

– Они не ссорятся, – с трудом сдерживая улыбку, произнес доцент Тетерин. – Разве вы еще не заметили, Юлий Алексеевич, что в последнее время это обыденный тон разговора наших друзей. Как говорится, милые бранятся…

Илона так свирепо стрельнула в него глазами, что Олег Дмитриевич замолк на полуслове. Но Забияка тут же стушевалась сама и сказала извиняющимся голосом:

– Я не бранюсь. Это я на себя осерчала. Ведь нам весьма подфартило, что стрелок оказался один, да и целился отвратно.

– Блямс, – обиженно произнес «богомол».

– Он говорит, что последнее утверждение небесспорно, – сказал Плюх, вернув на голову снятое на время перестрелки полукольцо-переводчик.

– Да? – хмыкнула Забияка. – Блямсик, я тебя искренне уважаю и даже люблю, но поверь, попасть вместо головы в ногу – это плохой выстрел. Прости, – вновь смутилась она, – не с твоей точки зрения. – Она раздраженно тряхнула головой: – Отставить, ересь несу!.. Мне другое весьма любопытно. Стрелок был один. Мы его не видели и, вероятнее всего, прошли бы себе мимо. Однако он начал стрелять, несмотря на наше явное численное превосходство. Неужто так верил, что срежет нас первой же очередью?

– Обычно так поступают или с большого перепуга, или от безысходности, – сказал Плюх.