Сам он полагал, что Большую Славу можно удачно подменить в душе Большой Игрой, приносящей Большие Деньги. Однажды ведь получилось!

Жаркое оказалось пересушенным, и речь за столом зашла о других заведениях, где на самом деле хорошо кормят, а не злоупотребляют своим выгодным положением в городе, на Известковой улице. Давид Иероним вспомнил одно подходящее.

— Мы упустили время, — сказал он. — Сейчас двигаться в путь не то чтоб опасно, а просто неприятно. А вот когда на Двине встанет лед и извозчики наши извлекут из сараев санки, мы поедем в корчму «Иерусалим».

— Там играют? — сообразив, что речь идет о заведении вроде ресторана, первым делом спросил Иван Андреевич.

— Думаю, именно там и играют. Корчма достаточно далеко от крепости и от полиции. Она расположена в южной части Торенсберга — северную его часть уж лет пятнадцать как включили в Митавское предместье, а южная формально к Риге не относится. Вполне может быть, что в задних комнатах «Иерусалима» или в его гостинице идет по ночам игра. Кроме того, там недавно разбили парк у Мариинского пруда под названием Алтона, устроили гуляние. В случае аларма игрокам нетрудно будет скрыться через парк.

— Далеко ли отсюда?

— Если считать вместе с рекой — немногим более двух верст.

— А река шириной в полверсты?

— Полагаю, так.

Маликульмульк задумался — будет ли его шаг по наплавному мосту так же ровен, как по суше? Ему захотелось промерить мост своим способом, и он стал прикидывать, какова могла бы быть погрешность. Но следующие слова Давида Иеронима выбили у него из головы всю арифметику.

— Сейчас же, кстати, хозяину «Иерусалима» не до гостей — а дай Бог разобраться с полицией.

— Что там случилось? — спросил Паррот.

— В гостинице нашли мертвое тело. Похоже на отравление. Так что его отправили в анатомический театр и послали приглашение герру Струве присутствовать при вскрытии. А он отправил туда меня. Вот завтра с утра меня ждет неаппетитное зрелище.

— В Риге аптекарей заставляют смотреть на вскрытие тела? — удивился Маликульмульк.

— Если подозревают отравление. Считается, что мы разбираемся в ядах лучше маркизы Бренвилье или семейства Борджиа. Кроме того, кто еще в этом богоспасаемом городе занимается химией, как не аптекари?

— Маркиза Бренвилье пользовалась мышьяком, — сказал Паррот. — И это было бог весть когда.

— Еще двадцать лет назад у нас тут было отравление белым мышьяком, который привезли из Сакса, мне герр Струве рассказывал, — возразил Давид Иероним. — И еще была какая-то странная история с «лунным купоросом», который продали в аптеке Лебедя. Его нужно принимать по две крупицы в четырех унциях вина при эпилепсии — старое испытанное средство. То ли больной решил, что чем больше — тем лучше, и сам за несколько дней опорожнил весь пузырек, то ли кто-то из близких решил избавить его от страданий. А признаки отравления те же, что и от мышьяка. Правды так никогда и не узнали.

Маликульмульк слушал и сопоставлял. В месте, где собирались игроки, невзирая на государев указ об истреблении карточных игр, невзирая также на указ покойной государыни, которым запрещались игорные дома и которого, кстати, никто не отменял, обнаружен труп. Похоже, на кону были очень большие деньги. Но после такого события игроцкая компания, скорее всего, разбежалась и затаилась.

Уж не та ли, что обобрала Дивова?..

Паррот остановился в новой гостинице «Лондон».