Картинка меняется…

— Сегодня твой день рождения! Ура! Целый год прошёл, малыш. Ты стал взрослее. — Приговаривает женщина, цепляя на меня памперс.

Она рада. Даже счастлива. Она улыбается. А я снова пускаю пузыри и мне хорошо. Ощущение полноценной жизни. Так, что ли…

Картинка меняется…

Я вижу грязную, заваленную каким-то хламом комнату. Напротив меня сидит непонятный тип. Тоже, скажем прямо, не очень чистый. Пожалуй, у парня серьёзные проблемы с зависимостями.

Он несет какой-то бред, а я наблюдаю, как его силуэт окутывает черное свечение. Придурок скоро умрет. Очень скоро. Он встаёт, уходит, говорит по телефону. В следующую секунду входная дверь слетает с петель и на пороге появляется Валькирия. Чутье некроманта не подвело. Через минуту этот незнакомый тип валится на пол со сломанной шеей. Сломанной, естественно, Смертью.

— Тебе придется побыть идиотом. Ради твоего же блага… — Говорит она, а потом меня коконом опутывает вязкая, густая пустота…

— Рад вас приветствовать, господин Розенкранц! — директор шагнул навстречу приближающемуся мужчине.

Его лицо в одну секунду превратилось из раздражённого в маслянистое. Будто залпом целый флакон сиропа выпил. Он всем своим видом активно старался показать, насколько именно рад.

— Госпожа Глок, — Левин кивнул женщине. — Прекрасно выглядите. Надеюсь, ваш супруг в добром здравии…

Директор школы что-то еще говорил прибывшим гостям, один из которых, судя по названому имени, является Старейшиной Дома Огня и отцом Крысеныша Николая, а вторая — женой главы Дома Розы. Они ему отвечали. По-моему, стандартные слова приветствия. Что-то такое.

Я почти не слышал этого разговора. Я смотрел на женщину. Марина… Я узнал ее. Я ее вспомнил. И не только ее. В моей голове одна за одной взрывались сцены из прошлого. Из нашего с ней общего прошлого. Марина. Моя первая нянька. Женщина, которая провела рядом со мной целый год. И тогда я не был идиотом. Со мной все было в порядке. Да, Смерть говорила, что заблокировала мне сознание для моей же безопасности. Но про Марину она не рассказывала. Вообще ничего.

И даже не это главное. Валькирия всегда что-то недоговаривает. А в большинстве случаев — откровенно врет. Нет. Это вполне понятно и ожидаемо. Меня поразило другое. Когда наши с Мариной взгляды встретились, я вдруг почувствовал, как внутри, где-то в районе сердца, разливается подозрительное щемящее тепло. Это женщина была мне дорога. Наверное, можно сказать, я даже любил ее. Настолько, насколько вообще способен любить. И она любила меня. Она очень сильно меня любила. Я прямо ощутил ее эту любовь.

В данную минуту Марина смотрела на меня и я чувствовал, физически впитывал ее эту любовь, которая окутывала меня, словно нечто тёплое, родное.

— Роберт… — голос Смерти, тихий, попытался вторгнуться в мое сознание.

Я поднял руку, предлагая ей этим жестом заткнуться. Вот сейчас точно не хочу слышать ничего. Тем более, из уст Валькирии. Я медленно двинулся к креслу, в котором сидела Марина. Охранник вопросительно посмотрел на Розенкранца, но тут же расслабился. Видимо, Старейшина подал ему знак, запретив вмешиваться. Я проскользнул между Розенкранцем и Глок, подошёл совсем близко к креслу-коляске и присел на корточки. Теперь наши с Мариной глаза были напротив друг друга.

— Что с тобой? — спросил я без всяких предисловий. Отчего-то была уверенность, любые слова удивления или вопросы типа: «где ты была?» сейчас точно неуместны.

— Так вышло, — моя нянька развела руками и улыбнулась.

Выглядела она, конечно, ужасно. Я помню женщину средних лет, полную жизни, сил, энергии. А сейчас передо мной была лишь ее слабая тень.