Артуро Перес-Реверте. Учитель фехтования
Посвящается Карлоте, а также Рыцарю в желтом камзоле
Я самый учтивый человек на свете. Моя заслуга в том, что я никогда никого не обижаю и покорно сношу назойливость невежд, которые бесцеремонно повествуют о своих невзгодах, а то и читают стихи собственного сочинения. Генрих Гейне. «Путевые заметки»
В серебряных канделябрах уютно горели свечи, их огоньки отражались в хрустале высоких бокалов. Раскуривая толстую гаванскую сигару, министр внимательно разглядывал необычного гостя. Ему было совершенно ясно: господин, столь настойчиво добивавшийся встречи, — отъявленный пройдоха; но однажды ему довелось видеть, как к дверям ресторана «Ларди» этого типа подвез великолепный экипаж, запряженный парой сытых английских кобыл, а на его ухоженных пальцах, снимавших с сигары кольцо, блестел золотой перстень с крупным бриллиантом. Министр оценил элегантную непринужденность, с которой держался господин; припомнил он и ходившие по всему Мадриду смутные слухи о его темном прошлом — так что сомнений не оставалось: его посетитель был не просто пройдоха, а пройдоха богатый и влиятельный. А министру, не считавшему себя радикалом в вопросах этики, было отнюдь не безразлично, к какому сорту негодяев принадлежал стоявший перед ним субъект: его терпимость прямо зависела от достижений и успехов каждого конкретного представителя этого племени. Когда же он предчувствовал, что ценой маленькой сделки с совестью ему удастся сорвать крупный куш, он делался поистине великодушным. — Мне нужны доказательства, — произнес министр, чтобы прервать затянувшуюся паузу. Обоим было ясно: сделка состоится. В глазах посетителя мерцали огоньки: беседа шла именно так, как он предполагал. Тонко улыбнувшись, он одернул белоснежные манжеты, отчего крупные бриллианты на запонках вызывающе сверкнули, и достал конверт из внутреннего кармана сюртука. — Доказательства — само собой, — проговорил он с легкой иронией. Запечатанный сургучом конверт лежал на шелковой скатерти у самого края стала возле руки министра. Министр не прикасался к нему, словно боясь подхватить какую-то неведомую заразу, и выжидающе смотрел на гостя. — Я слушаю вас, — произнес он. В ответ господин пожал плечами и небрежным жестом указал на конверт; казалось, выпустив конверт из рук, он потерял к нему всякий интерес. — Взгляните сами, — произнес он равнодушно, словно происходящее не имело к нему отношения. — Имена, адреса — вам это покажется, во всяком случае, забавным: будет чем занять ваших агентов. — Неужели здесь указаны все соучастники? — Скажем так: те, о ком следует упомянуть. Когда речь идет о больших деньгах, приходится все тщательно взвешивать. Произнеся последние слова, он снова улыбнулся. На этот раз его улыбка показалась министру несколько вызывающей, и он почувствовал раздражение. — Сударь, у меня складывается впечатление, что вы относитесь к своему поступку несколько легкомысленно. То, что вы делаете… В недоговоренной фразе министра прозвучала угроза. На лице посетителя мелькнуло удивление. — Вы же не будете настаивать, — сказал он, поразмыслив, — чтобы я, как Иуда, рисковал за какие-то тридцать сребреников — а вы намекаете именно на это. Министр положил руку на конверт. — Еще не поздно забрать бумаги назад, — проговорил он, держа сигару в зубах. — Для вас это было бы своего рода героизмом. — Я отлично вас понимаю. — Гость допил коньяк, поднялся и взял с соседнего стула трость и цилиндр. — Но герои, как правило, гибнут. |
