|
Одна только Луиза сияла от радости и в конце концов заразила этим настроением и меня. Завтрак был окончен. Мы все спустились во двор, где уже стоял экипаж. Прощание было очень нежное и длительное. Расцеловавшись по несколько раз с графиней и с ее дочерьми, Луиза протянула мне руку. - Прощайте, - молвила она. - Нам незачем прощаться, - ответил я. - Почему? - Очень просто: я еду с вами. - Вы едете со мной? Луиза, очевидно, не сразу поняла меня. - Вы едете со мной? - повторила она. - Ну да, еду с вами, чтобы передать вас здоровой и невредимой графу и вернуться обратно. Луиза подняла руку, точно хотела помешать мне следовать за ней. - Впрочем, - сказала она, помолчав, - я не вправе воспрепятствовать столь прекрасному, столь великодушному поступку с вашей стороны. Если вы преисполнены такой же решимости, как и я, хорошо, едемте. Старая графиня и ее дочери стали благодарить меня. - Не благодарите меня, - сказал я, - за то, что я считаю своим долгом. Я скажу графу от вашего имени, что вы не поехали с нами только потому, что не имели на то разрешения. - Да, да, - воскликнула мать, - скажите ему, что мы хлопотали об этом разрешении, но нам было отказано. - Принесите мне моего сына, - попросила Луиза, - я хочу поцеловать его в последний раз. Ей подали ребенка, и она, плача, покрыла его поцелуями. Чтобы положить конец этому тягостному прощанию, я почти насильно отнял у нее ребенка, усадил ее в экипаж, затем вскочил в него сам и крикнул кучеру «пошел!». Фельдъегерь уже ждал нас на козлах. Лошади тронули, и вослед нам донеслись последние напутствия и пожелания. Полчаса спустя мы выехали из Москвы. Я предупредил фельдъегеря, что мы желаем ехать днем и ночью, чтобы прибыть на место до наступления морозов. Я предполагал, что при этом условии мы доберемся до Тобольска за две-три недели. Мы быстро миновали Владимир и через несколько дней прибыли в Нижний Новгород. Я попросил Луизу отдохнуть здесь несколько часов, так как она очень устала от дороги и пережитых волнений, от расставания с сыном. Хотя нам очень хотелось осмотреть Нижний Новгород, мы не решились тратить на это время, переночевав в нем, рано утром пустились в дальнейший путь и вечером того же дня приехали в Козьмодемьянск. До сих пор все у нас шло великолепно: попадавшиеся нам на пути деревни казались зажиточными, дома были просторны, на каждом дворе имелась баня. Население относилось к нам с радушием и доброжелательностью, которые свойственны русским крестьянам. Дожди, наконец, прекратились, и подул холодный северный ветер. Когда мы приехали в Казань, было уже довольно холодно. В этом древнем татарском городе мы остановились всего на два часа. В другое время я не удержался бы от соблазна приподнять длинную чадру, скрывающую лица тамошних женщин, которые, говорят, славятся своей красотой, но такая любознательность была бы теперь не к месту: нам нужно было торопиться. По прибытии в Пермь Луиза почувствовала себя такой усталой, что ехать дальше было нельзя. Посмотрев на серое, низко нависшее небо, фельдъегерь сказал: - Верно, в ночь выпадет снег, и дальше придется ехать на санях. И действительно, когда я проснулся на другой день утром, крыши домов, улицы - все побелело от снега. |
