А за окном одноэтажного домика бушевала стихия, силясь разбудить парочку.
Стеснять мне их совершенно не хотелось, так же как и подглядывать. Потому, потоптавшись на кухне, я уцепилась за следующую назойливую мысль. В тот момент она мне казалась странной и практически невыполнимой. Но если мне удалось переместиться к названой сестре, то и к кровным родственникам мне тоже попасть удастся.
Я зажмурилась, представляя свой многоэтажный дом, подъезд, спрятанный за высокими зелёными деревьями, комнату, в которой прожила всю жизнь, и, как ни странно, Роберта.
Вот не знаю, какая из мыслей оказалась действенной, надеюсь, что не о собаке, но когда я открыла глаза, то обнаружила себя в родной квартире.
Я села прямо там, где стояла.
Моя родная уютная комната тонула в вечернем полумраке, где-то невдалеке работал телевизор, лаяла долбанная псина. А я не могла встать на ноги и выйти из комнаты, по щекам текли слезы радости.
Я дома! Я действительно дома! Так вот от чего защищал меня артефакт! Он не защищал, он просто не пускал меня домой!
Собравшись с силами, я встала с пола и вышла в коридор, пройдя сквозь тонкую светлую дверь. На кухне горел свет, работал телевизор.
Затаив дыхание, повернула налево и двинулась на звук. В тот момент я очень сильно боялась того, что все это окажется сном. Что все это лишь подстава от моего мозга. Я правда этого очень сильно боялась.
Но коридор закончился кухней и в поле моего зрения показался отец, сидящий за столом и откусывающий кусок от отбивной. Рядом на телеэкране дикторша в светлой практически прозрачной блузке рассказывала прогноз погоды на завтра.
Я не сразу услышала шаги, а когда поняла, что это за звук, не успела отпрянуть. Но маме, идущей на кухню, я совершенно не помешала. Она прошла сквозь меня с едва уловимой щекоткой.
Светлые длинные волосы она заплела на ночь в тугую косу, поверх пижамы был накинут длинный шелковый халат, который ей подарил отец на одну из годовщин, а в руках мама несла пустую чашку.
— Вов, ты спать скоро? — сполоснув чашку в рукомойнике, уточнила она.
— Да-да, сейчас, — отмахнулся от неё отец, вслушиваясь в то, что говорили по телевизору.
— Мне вчера опять сон снился, — призналась мама.
— Какой на этот раз? — недовольно отозвался папа, отрываясь от «ящика».
— Будто у меня есть дочь, — тихо ответила она. — Будто у нас она есть. А потом она пропадает, и ты отказываешься её искать. Мне было так плохо в том сне.
— Ну что ты чушь придумываешь, — отмахнулся он. — Ну какая дочь? Тебе Женьки мало что ли?
Я слушала этот диалог и не могла поверить своим ушам. Они меня не помнят? Они меня не помнят! Как такое, вообще, могло произойти? Я думала, что отец все ноги сбил, пытаясь отыскать меня, поднял всех знакомых. А он, оказывается, просто не помнит обо мне.
Принять эту весть было очень сложно, и я прослушала несколько фраз, брошенных мамой.
— А какого черта ты лазишь по моему телефону? — отец уже стоял на ногах и кричал. — Какое ты имеешь на это право?
— Я твоя жена! — кричала в ответ мама. — А у тебя там телка моложе меня в два раза, оказывается, на стороне есть!
— Есть! И радуйся, что я все ещё тут, а не с ней!
С каждым мгновением происходящее становилось все сюрреалистичнее и неправильнее. Мне теперь очень хотелось думать о том, что все это сон, и этого всего на самом деле не существует.
— Завтра я подаю на развод!
Эти слова от самой родной женщины ударили меня похлеще пощёчины, похлеще удара под дых, которому меня учил папа.
— Делай что хочешь! — отмахнулся отец, и прошёл сквозь меня в сторону комнаты. |