|
Фергюсон пишет, что Британская империя стояла за те же идеалы. «Либеральные империи всегда провозглашали собственный альтруизм». Эдмунд Берк идентифицировал свободу как главную характеристику Британской империи еще в 1766 г. «Точно так, как американцы рассматривают сегодня глобальную демократизацию по американской модели как самоочевидное благо, так и англичане в свои дни стремились экспортировать свои институты парламентской монархии всему внешнему миру». То, что англичане делали в Индии, Африке и повсюду в 1904 г., американцы делают в Междуречье в 2004 г.
При этом империи всегда норовили внести свою культуру в жизнь народов, на чьи богатства они посягают. «Англия, откуда римляне вывозили серебро и свинец, была романизирована, равно как Южная Африка, откуда вывозили алмазы, была англизирована. Вывозя с Ближнего Востока нефть, Соединенные Штаты стремятся трансформировать политическую культуру этого региона». Фергюсон полностью смыкается с неоконсерваторами, возобладавшими в США: «Я полагаю, что империя будет необходима в двадцать первом веке более, чем когда бы то ни было, поскольку технологические прорывы делают международные угрозы более острыми». Является ли американская империя благом для сопредельных земель? Едва ли. Фергюсон признает, что «все империи склонны эксплуатировать свое окружение». Фергюсон прослеживает смещение фокуса американской внешней политики. В начале XX века он был нацелен на Западное полушарие, в середине века — на Европу, а в конце стал смещаться на Ближний Восток. Плохой стороной имперского сознания Фергюсон считает драматизм восприятия противостоящих явлений. Ни Вьетнам, ни Куба не имели для всемогущих Соединенных Штатов никакого значения; Вашингтон преувеличил значимость этих далеких углов мира, и это стоило огромных жертв. Не преувеличивает ли Америка в XXI веке значимость Афганистана и Ирака? До 1950-х годов Вашингтон не придавал Ближнему Востоку особенного значения и это никак не отражалось на безопасности и экономике Америки. Американцам имело смысл так беспокоиться об этом регионе, когда рядом был могущественный Советский Союз, но в условиях его распада и для американцев стратегическая значимость региона фактически резко снизилась, чего американцы как бы «не заметили». Фергюсон считает надуманным противопоставление односторонности и многосторонности в действиях Соединенных Штатов: империя всегда действует односторонне, а мощь Америки значительно больше, чем значимость международных организаций, даже таких, как ООН. «Суть в том, что Организация Объединенных Наций не может служить альтернативой Соединенным Штатам, хотя бы потому, что бюджет ООН составляет 0,07 процента федерального бюджета США». ООН не может выступить против США и победить. Валовой продукт четырех постоянных членов СБ ООН составляет 4,5 трлн. дол. — менее половины американского. ООН, полагает Фергюсон, ныне нуждается в США больше, чем США в ООН. Во многом потому, что невиданный рост суверенных государств в XX веке не сделал эти государства процветающими и они обратились за помощью. «Эксперимент с политической независимостью стал несчастьем для многих бедных стран», а причиной бедности явилось «отсутствие необходимых государственных институтов». Ключом к экономическому успеху является наличие эффективных государственных институтов, которые империя обеспечивает быстрее, чем кто бы то ни было. «Моим центральным тезисом является следующее: либеральный империализм является хорошим феноменом». Неизбежен вопрос: кто более всего получает от имперского всевластия внутри самих Соединенных Штатов? Фергюсон с долей одобрения приводит ответ экономиста Пола Крюгмена: «Богатейшая часть республиканской партии и нефтяная промышленность». Роковой вопрос: укрепляет или ослабляет Американская империи свое значимость и влияние в мире? И выступает апологетом империй: это более старое государственное образование, чем суверенные государства, и главный носитель цивилизующих институтов. |
