Выходя из ванной, он услышал телефонный звонок и схватил трубку, не выпуская из рук полотенца.

– Шеф, – сказал звонкий голос Эльзы, – вы знаете, найти координаты Кейсера оказалось не так-то просто.

– Да? – удивился Манн. – Разве его фамилии нет в телефонной книге в разделе «Типографии и книгопечатание»?

– Я тоже была в этом уверена. Нет, шеф. И в других разделах тоже.

Бывает. Люди довольно часто ищут уединения и исключают свое имя из списков абонентов. Но Кейсер – бизнесмен. Как же он находит клиентов для своей типографии, если его фамилии даже нет в телефонной книге?

– Странно, – вслух подумал Манн. – Если Кейсер не дает объявлений, как он ведет свой бизнес?

– Шеф, – вскричала Эльза, и Манн отодвинул трубку от уха, – мне тоже пришла в голову эта мысль! Я позвонила Аните, а она связалась с Клариссой, вы их не знаете…

– И знать не хочу, – пробормотал Манн, цепочки Эльзиных знакомых порой оказывались такими длинными, что, будь каждое из звеньев золотым колечком, надеть такую цепь на шею было бы невозможно – она волочилась бы по полу. Подруг у Эльзы было пол-Амстердама, Манн представления не имел, когда и как молодая девушка (Эльза всем говорила, что ей двадцать, хотя по документам – уж Манн-то знал, поскольку, принимая ее на работу, видел паспорт – исполнилось двадцать четыре) успела перезнакомиться с половиной женского населения города, включая жительниц квартала красных фонарей.

– …Так Эмма сказала, что типография Кейсера уж скоро год, как не выполняет заказы, хозяин меняет оборудование, а еще он в прошлом году женился, взял молоденькую, из Роттердама, представляете, это же все равно, что жениться на простолюдинке, у них там…

– Спасибо, дорогая, – прервал Манн поток Эльзиного красноречия. – Резюмирую: типография закрыта, идет смена оборудования, хозяин женился… Это все?

– Вам, конечно, мало, – обиженно отозвалась секретарша.

– Ну что ты! – девушке следовало дать конфетку, чтобы она не разревелась от шефского невнимания к ее стараниям. – Ты лучшая секретарша на свете. Я собираюсь сейчас в галерею ван Дармлера…

– На выставку Клавеля?

– Ты там уже была?

– Нет, – сказала Эльза таким тоном, что дальнейшие вопросы выглядели излишними.

Почему Унгер ассоциировался с неприятным запахом, которого на самом деле не было, Манн объяснить не мог, но инстинктивно обходил этих людей стороной, выглядывая кого-нибудь, кто мог дать хоть какую-то информацию.

В одной из групп говорили о смерти Койпера, и Манн прислушался.

– Покончил с собой…

– …Глупости. Он такой жизнелюбивый. Просто сердце не выдержало…

– Чего? Разве у него были проблемы?

– А разве сердцу, чтобы не выдержать, нужны проблемы? Анни прошлым летом скончалась, помните, тридцать два года, такой муж, дети, свой дом, какие проблемы, живи – не хочу, а сердце – бум, и все…

– Да, это я понимаю…

Чушь, пустые разговоры. Но что характерно – никто (Манн вслушивался внимательно и нужной фразы не пропустил бы) не высказал ни малейшего сомнения в том, что смерть Койпера могла произойти не от естественной причины. Об убийстве никто и слова не промолвил. Даже самоубийство практически не обсуждалось – похоже, поводов для того, чтобы уйти из жизни, у художника действительно не было.

– Простите, – произнес тихий голос, – вы ведь Тиль Манн, я не ошибся?

Манн обернулся и увидел низенького человечка, пухлого, как сэр Джон Фальстаф в исполнении актера-недомерка.