Фостина бросилась прочь от лестницы и быстро, почти бегом, зашагала по холлу второго этажа. Вдруг справа отворилась дверь. Из комнаты вышла какая-то девушка в фартуке и чепце и выглянула через окно в конце коридора. Последние лучи заходящего солнца отражались в ее песочного цвета волосах.

Фостине наконец удалось унять дрожь в губах.

— Арлина, мне нужно с тобой поговорить!

Арлина, резко дернувшись в сторону, обернулась. Она была чем-то возбуждена и не скрывала своего явно враждебного настроения.

— Только не сейчас, мисс. Прежде я должна закончить работу!

— Хорошо… Тогда позже.

Когда Фостина проходила мимо нее, Арлина отпрянула и плотно прижалась к стене.

Две маленькие девочки не спускали глаз с Фостины. Они были сильно взволнованы, и им было явно не по себе. На их лицах отражался страх, этот царь эмоций.

Глава вторая

Что за гадюки, эти твари,

Расставшись с серой выползиной,

Приблизились, затеяв свару,

Чтоб приласкать тебя, Фостина?

Фостина вошла в комнату, откуда только что выпорхнула Арлина. На полу цвета жженого сахара лежал белый меховой ковер. На окнах висели белые занавески. На фоне белой стены выделялся бледно-желтый комод. На белой каминной доске стояли медные подсвечники со стеклянными подвесками и ароматными свечами из зеленоватой восковницы. Стулья с высокими спинками и скамья возле окна были покрыты мебельным ситцем кремового цвета с изображением фиалок и зеленых листьев. Эти жизнерадостные, яркие цвета были похожи на свежее весеннее утро. Кровать, однако, была не застелена, а в корзине полно мусора. В пепельнице кучкой возвышались сигаретные, обильно посыпанные пеплом бычки.

Закрыв за собой дверь, Фостина прошла по комнате и остановилась у окна возле скамьи, на которой лежала раскрытая книга. Захлопнув ее, она засунула ее под подушку, которую старательно взбила, чтобы устранить все следы беспорядка.

— Войдите!

Появившаяся в дверях девушка выглядела так, словно сошла с иллюстраций к куфическим рукописям, на которых изображались ушедшие в небытие две тысячи лет назад персидские женщины, восседающие на таких же черноглазых белокожих стремительных и стройных кобылицах, как и они сами. Она могла бы с такой же грациозностью и изяществом носить их одеяния из розовато-золотистой парчи. Но американский климат и атмосфера двадцатого столетия заставила ее надеть опрятную фланелевую юбку и свитер цвета вечнозеленой сосны.

— Фостина, эти греческие костюмы… — сказала она и осеклась. — Что с тобой?

— Пожалуйста, присаживайся, — сказала, обращаясь к ней, Фостина. — Я должна тебе кое-что сообщить…

Девушка тихо повиновалась и выбрала себе место не в кресле, а на скамье возле окна.

— Сигарету?

— Спасибо.

Медленным, точным движением руки Фостина положила пачку обратно на стол.

— Гизела, ты не знаешь, что им от меня нужно?

Гизела неуверенно переспросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе отлично известно, что я имею в виду! — сказала Фостина сухим, надтреснутым голосом. — Ты, конечно, слышала те сплетни, которые обо мне здесь распускают.

Длинные ресницы — это весьма удобный инструмент для прикрытия глаз. К нему и прибегла Гизела. Когда она вновь вскинула ресницы, то в ее взгляде была полная невинность. Ее рука слегка дернулась к лежавшей возле нее подушке, увлекая за собой тонкую струйку сигаретного дыма.

— Сядь поудобнее, Фостина. Ты что, на самом деле подозреваешь меня в том, что я прислушиваюсь к сплетням? Я ведь здесь — иностранка, и прибыла в вашу страну как беженка. А здесь, в Америке, никто иностранцам не доверяет, не говоря уже о беженцах.