– Какая она из себя?

– Беленькая такая, загорелая, и фигура, по-моему, что надо. Конечно, насколько я успел заметить…

– Понятно. На иностранку похожа?

– Черт ее знает! Я же с ней не разговаривал. А внешне сейчас хрен отличишь! Некоторые наши бабы так разоденутся!.. Я одну такую знаю. Моя бывшая одноклассница. Ночью подрабатывает на Невском. Но по красоте она сильно уступает той, Витиной девице. В той чувствовалась порода.

– Что это значит?

– Не знаю, как объяснить. Я ее видел несколько секунд, а запомнил на всю жизнь. Движение руки, осанка, взгляд, улыбка, во всем что-то аристократическое, что-то не здешнее, что-то не сегодняшнее. Я, извините, художник и кое-что в этом понимаю. Может быть, иностранка, – он пожал плечами и неожиданно спросил:

– А вы ее подозреваете?

– Я никого не подозреваю, просто хочу разобраться. Когда вы видели в окне эту девушку?

– Спросите что-нибудь полегче. Время для меня не имеет никакого значения. Я могу ходить под «дурью» неделями, даже месяцами. Помню только, что было лето и были белые ночи, а вот год точно не скажу.

– Виктор жил здесь не больше года, – помог ему Майринг.

– Может, все-таки найдется «косячок», – уже без надежды в голосе поинтересовался парень.

– У меня друг работает в наркодиспансере, могу устроить, – в свою очередь предложил Марк.

– Спасибо. Я уже один раз лечился. Как видите – беспомощно развел руками тот.

– На всякий случай я оставлю вам телефон…

Майринг еще долго просидел в своем новеньком «форде», положив голову на руль. Да, во время их последней встречи Виктор рассказал ему о своем бизнесе. И пообещал, что завяжет, как только разделается с кредитором, займется чем-то созидательным. Именно так и выразился: «Мне надоело разрушать, пора заняться чем-то созидательным». Марку хотелось верить в искренность брата, хотя он прекрасно понимал, что всегда идеализировал Виктора. И даже сейчас, после встречи с этим опустившимся парнем, он вспоминал не тот тягостный разговор в аптеке, а их фантастическую встречу на Университетской набережной, уютный кабак на Первой линии с примитивной живописью на стене: морячки и раки. Они тоже заказали раков и пива. И болтали без умолку несколько часов. Брат излучал обаяние, острил, вспоминая своих родителей, все-таки укативших за границу, с теплотой отзывался о студенческих годах, с грустинкой говорил о Питере, таком прекрасном и таком жестоком, и о своей мечте купить квартиру в Петергофе и завести кучу ребятишек. «Я бы гулял со своим огромным семейством среди фонтанов и с важным видом рассказывал анекдоты из петровских времен. Дети любят фонтаны и всякие-разные истории…»

"Он был в тот вечер спокоен и весел, а значит, пуст. – размышлял Марк.

– Наверняка сбывал он страшный товар в университете и в Академии Художеств".

В душе Майринга никак не могли ужиться два разных Виктора.

В душе Аиды накапливалось раздражение. Родион все чаще разочаровывал сестру. В детстве она считала его своим ангелом-хранителем, думала, что когда-нибудь он станет для нее главной опорой в жизни. Она, конечно, приписывала ему много чудесных качеств, которыми в действительности он не обладал. Милый, любимый Родька на глазах превращался в слизняка, в какую-то древнегреческую плакальщицу. Ему уже перевалило за тридцать, а живет за ее счет, в ее квартире. Мизерную зарплату полностью тратит на книги. Создал свой маленький мирок из фолиантов с клопами под музыку «гранж».