– …А если вы, дорогуши, владели поместьями – это еще ничего не значит!
– Да не владели мы поместьями! – вскрикивала Мари. – Мы всегда считались из обедневших, из выродившихся!
Бабка Наталья горделиво вмешивалась:
– Но мы же не враги: власть прямо об этом заявила… Мари, в восемнадцатом году от какого числа был тот указ?
– М да, – говорила Мари. – Сейчас, сейчас я припомню…
– И припоминать нечего, – язвила бабка Матрена. – Указ указом, а люди людьми.
Тут они обе, а с ними и Мари, – все трое разом смолкли, потому что маленький Ключарев заворочался; он слез с печки и зашлепал босо по полу. «Жарко мне…» – повторял, а они на него, температурящего, кидались с объятиями. Уговаривая его никуда не ходить и полежать («Милый ты мой, родной», – бубнила одна бабка, а другая бубнила: «Золотой ты мой, серебряный!»), они упрашивали еще и еды не есть, а выпить лекарство: пережди, милый, пережди, золотой, однако, как только он решительно хватал хлеб, кружку молока, яйцо, они ничего поделать не могли, неспособные отнять кусок в голодное время. Одна перед другой они только и суетились, чтобы выпил он доморощенное лекарство, отвар трав, который облегчит ему жизнь и поможет, – отвар же был отвратительно горек, и мальчик милостиво соглашался выпить зелье лишь тогда, когда нажирался так, что его уж заранее тянуло рвать, что и случалось чуть позже.
Вновь засыпая, он слышал с печки, как бабка Наталья корила свою Мари за то, что та ничего не знает, ничего не помнит: в юности Мари готовилась стать сестрой милосердия, а позже, во время войны 1904 года, даже занималась два месяца на курсах, практики, впрочем, у нее не было: не успела. Старчески роясь в памяти, Мари уверяла:
– …а если нет медикаментов, лучшее средств
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|