Дилан выключил диктофон. Во время бесед с Эбби он никогда не слышал от нее слова о разводе. Возможно, Чак просто обманывал Лори, но вряд ли такая женщина позволила обманывать себя столь длительное время. Если делу о разводе был дан ход, Эбби наверняка делала все, чтобы препятствовать процессу.

Дилан пока не расспрашивал об этом Эбби и не упоминал о Лори. Он понимал, что эти вопросы оттолкнут ее от него. Значит, пока эту тему нужно пропустить. Только терпеливая работа с Эбби поможет ему добиться от нее нужных сведений!

Он отложил дискеты с рассказами гонщиков, механиков, многих женщин и выбрал ту, на которой стояла отметка «Эбби». Его не смущало, что из всех дискет только эта была помечена именем. Он перестал думать о ней как о миссис Рокуэлл. Эту дискету он случайно закатил сегодня утром в угол гостиной. Эбби отправилась в прачечную, а он уже много лет не видел, как женщины выполняют эту незаметную, довольно длительную и утомительную работу. На дискете была записана какая-то незамысловатая песенка пятидесятых годов с обязательными тру-ля-ля и о-хо-хо.

Войдя в прачечную, Дилан увидел, что ее волосы собраны в «конский хвостик», элегантно подчеркивающий ее изящные скулы. Эбби была во фланелевой рубашке огромного размера, в толстых носках и раздолбанных башмаках. Сзади нее в печке полыхал огонь. Она выглядела настолько довольной и умиротворенной, что ему не захотелось тревожить ее. Но работа для него — прежде всего! Дилан снова включил диктофон.

«— Гонки как-то вредили вашему браку?

— Не забывайте, Чак уже был гонщиком, когда я стала его женой. — После медово-приторного голоска Лори Бруэр голос Эбби звучал спокойно и сдержанно. — Гонки были частью моей семейной жизни.

— Значит, вам нравилось присутствовать на гонках в качестве зрителя?

Она сделала долгую паузу, подыскивая верные слова.

— В некотором смысле, думаю, Чак бывал в наилучшей форме, когда сидел за рулем. Он был потрясающе, почти невероятно компетентным. Уверенным, — добавила она, глядя куда-то за спину Дилана, словно заглядывая в свое прошлое. — Настолько уверенным в себе, что мне никогда в голову не приходило, что он может проиграть гонки и тем более потерять контроль.

— Но после первых восьми-девяти месяцев вы перестали сопровождать мужа.

— Я ждала появления Бена. — Она чуть заметно улыбнулась, вынимая из корзины маленький поношенный свитер. — Мне стало трудно скакать из города в город, с гонок на гонки. Чак был… — Тут, заметил Дилан, ее тон несколько изменился. — Он был очень понимающим. Вскоре мы купили этот дом. Купили, имея в виду некую пристань. Мы с Чаком полагали, что Бену, а затем и Крису нужна некоторая стабильность.

— Трудно представить такого человека, как Чак Рокуэлл, в такой глуши. Но он ведь не остепенился, правда?

Она очень аккуратно сложила ярко-красную хлопчатобумажную фуфайку.

— Чаку нужна была пристань, как и любому другому. Но ему также нужны были гонки.

Мы сочетали одно с другим».

Увертки, подумал Дилан, останавливая запись. Полуправда и откровенная ложь. Что за игру она ведет? И зачем? Он уже довольно хорошо ее знал и был уверен, что она не глупа. Наверняка она знала об изменах мужа, особенно о его отношениях с Лори Бруэр. Защищает его? Казалось маловероятным, что она могла защищать человека, который ее обманывал, обманывал неприкрыто, прилюдно, даже не пытаясь это скрывать.

Была ли она женщиной, довольствующейся ролью второго плана и поддерживающей тепло семейного очага? Или у нее были далекоидущие планы?

И что за человек был Чак Рокуэлл? Эгоистичный автогонщик, щедрый любовник или понимающий муж и отец? Дилану с трудом верилось, что в человеке могут сочетаться три эти ипостаси.