Они часто забывали, что Сурек не знает французского, лейтенант выходил из себя и нервно переспрашивал: «Что он сейчас сказал?»
Как только состояние Рамона улучшилось, он захотел встать. Йозеф был категорически против, но пациент ничего не желал слышать.
– Я не могу все время лежать, это сводит меня с ума!
– Что он сказал?
Рамон был очень слаб, и его усадили в стоявшее у окна кресло. Марта приготовила свое фирменное картофельное пюре с измельченным луком, он попытался есть сам, но не смог – дрожала рука, и тогда Леа села рядом, взяла вилку, вытерла ему губы и решила повязать салфетку на шею.
– Оставьте, я не ребенок!
Леа, как известно, говорила только по-чешски, она не поняла его слов и продолжила, и тогда Рамон резко отвернулся. Хелена положила руку на плечо Лее:
– Давай лучше я…
Она села, подцепила немного пюре, но Рамон и не подумал открыть рот.
– Вы должны есть, чтобы набраться сил, – сказала по-французски Хелена, – и тогда сможете все делать сами.
Он долго смотрел на нее, как будто пытался понять, с кем имеет дело, и наконец подчинился. Процесс пережевывания и глотания давался ему с невероятным трудом, он тяжело дышал, съел совсем немного и покачал головой: «Больше не могу…»
– Довольно, – сказал Йозеф. – Отдыхайте. Все вон, нас здесь слишком много. Леа, вы будете дежурить, вас сменит Тереза, потом придет Хелена.
Рамон знаком попросил Йозефа наклониться.
– Я хочу походить, – шепнул он ему на ухо.
– Сейчас вы не сможете. Нужно еще подождать.
Рамон упрямо покачал головой, приподнялся на локтях и встал. Йозеф и телохранитель помогли ему сделать несколько шагов по коридору. На самом деле он не шел – его несли. Даже это крошечное усилие далось ему невероятным трудом, но он оттолкнул их руки, шатаясь вернулся в палату и рухнул на кровать.
– Прага обожает детали. Я не могу ограничиться фразой «Он чувствует себя плохо», необходимо объяснить, как протекает болезнь, что именно вы делаете, с какими трудностями сталкиваетесь и каков прогноз.
– Вы хотите, чтобы я нарушил врачебную тайну, лейтенант?
– Пациента вам доверила госбезопасность, считайте себя призванным на военную службу. Наши жизни не важны, когда речь идет о национальных интересах. Мы ведь не вмешиваемся в ваши действия – просто хотим знать что и как.
Йозеф понимал, что отвертеться не получится: покой, увы, дается только мертвым. Он перечислил Суреку болезни, названия микробов и бактерий, объяснил, какие анализы берет каждый день, какие результаты получает и какие выводы делает. Сурек записывал все слово в слово:
– Помедленнее, доктор… Можете повторить по буквам слово «гипогликемия»?
Йозеф сообщил, что ему не хватает лекарств, и Сурек оторвался от бумаг:
– Это так важно?
– Процесс лечения затягивается из-за того, что Центральная аптека предлагает нам устаревшие препараты. Для важных персон лекарства заказывают в Швейцарии или Австрии, значит нужно доставить из Англии изопреналин и американский антибиотик доксициклин.
– Я не могу этого написать!
– Он вам нужен живым или мертвым?
– Сколько «и» в слове «доксициклин»?
В первый раз Сурек дал Йозефу прочесть свой отчет, боясь, что наделал ошибок в медицинских терминах. Ему страшно не хотелось опозориться перед начальством.
За ужином Тереза и Хелена рассказали Йозефу, что Сурек донимал их вопросами, даже угрожал, требуя, чтобы они стали его информаторами.
Йозеф так разъярился, что немедленно отправился к гэбисту и вошел, не постучав:
– Не смейте вмешивать в это дело мою жену и дочь! Они вынуждены помогать, потому что вы лишили меня команды. |