– Для меня слишком крепко, – призналась Хелена, отгоняя дым ладонью. – Не уверена, что астматику полезно курить сигары.

– Вот что я тебе скажу: дым гаванской сигары усмиряет дракона, дремлющего у меня в груди. Я давно не чувствовал себя лучше. Увлекаться не стоит, но две сигары в день еще никому не навредили. Совсем наоборот.

Проблему нужно было решать, и Рамон попросил Хелену помочь. Он сел на стул, достал паспорт и показал ей фотографию: «Возьми за образец…» Она осторожно провела бритвой по черепу, после чего подравняла волосы ножницами.

– Спасибо, просто идеально, – сказал Рамон, разглядывая себя в зеркале. – Я снова похож на бухгалтера. Никто не сможет меня узнать. Хотя ты, наверное, предпочла бы, чтобы я выглядел как молодой.

– Мне все равно.

Она обняла его и расцеловала.

Понимает ли она, что я чувствую?

Не знаю, зачем мы сюда приехали. Подождем и увидим. Чего она хочет на самом деле? Как представляет себе будущее?

Остается решить несколько проблем, на это нужно время, но одна вещь ужасно меня угнетает: я старше на двадцать лет, с этим ничего не поделаешь, и поэтому события торопить не следует.

Каждый проведенный с ней день будет подарком, победой.

– Относись к нему как к таксисту, который возит одного постоянного клиента.

В первый день она решила поехать электричкой, и им пришлось пройти пешком три километра до вокзала в Ладви, а потом целый час ждать тряского поезда, который шел со всеми остановками и немыслимо долго тащился до Праги. Диего всегда был под рукой, он целый день сидел в машине, а как только Рамон выходил, включал зажигание.

– Надеюсь, он хоть по ночам вылезает из-за руля, чтобы поспать?

Диего знал Прагу и пригороды гораздо лучше Хелены и не нуждался в ее «штурманских» услугах. Он высаживал их на Манесовом мосту и парковался за автобусной остановкой (ни один полицейский ни разу не выписал ему штрафа).

С моста открывался потрясающий вид на Прагу. Они могли пойти в любом направлении, например к Старому городу или Замку, им нравилось смотреть сверху на Градчаны и Оперу, монастырь Святой Анежки Чешской и крепость Вышеград. Иногда они бродили без всякой цели, Рамон осматривал каждый памятник, как будто хотел запомнить его навсегда, и задавал множество вопросов об архитектуре. «Почему на крышах статуи?» или «Как получилось, что он так почернел?». Хелена ответов не знала. Она тоже открывала для себя уголки, где бывала сто раз, но проходила мимо, не обратив внимания. Они купили путеводитель довоенного издания, а поскольку других туристов на улицах не было, их принимали за иностранцев.

Рамону нравились извилистые берега Влтавы, и они почти каждый день гуляли у воды, а устав от ходьбы, заходили в какое-нибудь кафе. Очень скоро они стали завсегдатаями «Славии»: из ее огромных окон открывался вид на реку, холм Петршин и Замок. Рамон устраивался на банкетке и читал или смотрел на копию «Любительницы абсента». Изображенная на ней загадочная молодая женщина в зеленом казалась ему адской соблазнительницей, и он был разочарован, узнав, что абсент теперь запрещенный напиток.

Они читали или разговаривали с соседями по столику (Хелена переводила), а проголодавшись, заказывали маленькие сэндвичи, крутые яйца и галантин из свиных голов.

– До чего же здесь уютно! – восхищался Рамон. – Согласна?

– Как по-твоему, сколько в этом зале сексотов? Вот тот флегматичный на вид пенсионер с газетой? Шахматисты, с которыми мы только что так мило беседовали? Две женщины, щебечущие за столиком у окна? Студенты – там, в глубине зала, – весело ржущие над неприличными шутками? Трепетная барышня, ждущая возлюбленного? Рабочие, угощающиеся пивом? Похожая на мопса кассирша или одинокий тип, прикуривающий одну сигарету от другой и разглядывающий свои ногти? А может, полицейские караулят снаружи? Что скажешь?

– Не впадай в паранойю.