– Хелену будут преследовать?
– Конечно нет. Заживет нормально, как все честные граждане.
Самолет приземлился в Москве, но он не вышел размять ноги, а когда стюардесса спросила по-испански, не нужно ли ему чего, только покачал головой. За все время полета загадочный пассажир не произнес ни слова, он не спал, ничего не ел, только выпил стакан апельсинового сока, курил, смотрел на небо или читал.
Шесть человек вломились ночью в спальню, положили Йозефа на пол, заломили руки за спину и надели наручники, а когда он потребовал объяснений, ударили по лицу. Терезу грубо оттолкнули на кровать, а его забрали, даже не дав одеться. Йозеф не понял, зачем ему надели мешок на голову, он пытался вырваться, упал и пересчитал ребрами ступени. Его бросили в грузовик, долго куда-то везли, потом вели вниз по каменным ступеням (он почувствовал их холод босыми ступнями), втолкнули в камеру и только там сняли мешок и наручники.
Запачканная кровью пижама порвалась в нескольких местах, ужасно хотелось пить.
«Где я допустил ошибку?» – снова и снова спрашивал себя Йозеф, пытаясь понять, чем мог спровоцировать подобное обращение. Он до боли в висках копался в памяти в поисках мелких прегрешений, совершенных когда-то давно дурных поступков и никому не интересных постыдных секретов. Искал – и не находил.
Первым следователем оказался офицер лет пятидесяти, тучный пузан, чем-то похожий на индюка. «Мне нужно взять себя в руки, – подумал Йозеф, – убедить его, что…» Следователь не поднял глаз от лежавших на столе бумаг. Полицейский в форме сидел за столом у стены и заполнял журнал, другой охранял дверь.
– Слушаю вас, Йозеф Каплан, – произнес толстяк, не глядя на арестанта.
– Почему со мной обращаются подобным образом?
– А вы не знаете?
– Думаю, произошло недоразумение.
– Почему все, кого мы арестовываем, держат нас за болванов?
– В чем меня обвиняют?
– Хотите сказать, вам это неизвестно?
– Нет.
– Значит, вы чисты? Как, впрочем, и все, кто сюда попадает. Мы, стало быть, хватаем невинных людей, то есть плохо исполняем свои обязанности?
– Ничего подобного я в виду не имел.
– Значит, вы признаетесь.
– Повторяю, я не знаю, что мне инкриминируют.
– Ну вот, вы снова оскорбляете нашу службу. Считаете наши действия произволом, а нас – ограниченными дуболомами, допустившими очередную ошибку.
– Какие обвинения против меня выдвигают?
– Мы следим за вами не один год, Каплан, и давно бы арестовали, если бы не ваши высокопоставленные сообщники.
Офицер поднял голову, и Йозеф смог его рассмотреть: двойной подбородок, мешки под глазами, торчащие из ноздрей волосы («ну чистый кабан…») и желтые зубы.
– Назовите имена, – чеканя слог, потребовал дознаватель.
– У меня никогда не было и сейчас нет никаких сообщников, и я не совершил ни одного противоправного действия.
– Не держите нас за идиотов, мы хорошо осведомлены о ваших делах.
– У меня и в мыслях не было недооценивать вас.
– Вот и отлично, я рад, что вы готовы сотрудничать.
– Мне нечего сказать.
– Напрасно вы заставляете меня попусту тратить время.
Офицер подал знак, и стоявший у двери полицейский подошел к Йозефу.
– У меня сильно болят плечо и локоть, – сказал Йозеф, – боюсь, сломана кость. Я должен показаться врачу.
– Вы ведь врач, не так ли? Вот и проконсультируете сами себя.
Следователь углубился в бумаги. |