Йозеф впервые попал в Старый город, грязный, впавший в дрему мавританский квартал. Ветхие заколоченные дома налезали друг на друга, извилистые проходы упирались в темные лестницы. Друзья миновали улочку, заканчивающуюся тупиком, и вышли из машины.

Морис привел Йозефа в одно из своих «ленных владений». Ресторан «Марселец» был битком набит посетителями, и им пришлось ждать столик. Официанты разносили по залу пирамиды тарелок на подносах. Морис здоровался со знакомыми и представлял им Йозефа как своего лучшего друга. Меню было написано на большой доске, все блюда шли по одной цене, так что, выписывая счет, достаточно было посчитать тарелки. Весьма практично.

Йозеф хотел заказать шампанское, но в заведении его не оказалось, и они взяли бутылку терпкого «Сиди Брахим». Бьющая через край веселость Мориса сменилась унынием, и он выпил три стаканчика подряд. Никто так и не сумел выяснить, как именно связаны алкоголь и любовь, хотя многие пытались. Почему любовное разочарование заставляет людей тянуться к бутылке? Чего они хотят? Прогнать печаль? Убедить себя, что произошло недоразумение, ошибка? Стереть настоящее? Взбодриться? Наказать себя? Сделать вид, что ничего не произошло? Или все вместе, что и объясняет бессвязность речей. Йозефу не пришлось уговаривать Мориса открыть душу.

– Я безумно ее люблю, она меня тоже, но все-таки хочет уехать.

Возлюбленную Мориса звали Кристина, и она доставляла ему множество проблем. Он говорил о девушке так, словно Йозеф давно и хорошо ее знал. Кристина была актрисой и твердо решила отправиться в Париж.

Упряма как осел, переубедить ее нет никакой возможности.

– Если любишь, езжай с ней, тебя здесь ничто не держит.

– Я приехал в Алжир, чтобы нажить состояние, ничего не сумел скопить, а возвращаться побежденным не хочу.

– Почему, скажи на милость, ты ставишь свой успех выше ее артистической карьеры?

– Она работает без сна и отдыха. Играет в театре, без конца ездит на гастроли. В этой стране чертова прорва театров. Так что без дела она не сидит. А сейчас отказывается от любых предложений и уже месяц днем и ночью репетирует пьесу. Но мадам этого мало, ей, видите ли, требуются «новые вызовы»!

Кристине надоел алжирский театр, она мечтала о кино. В картине «Пепе ле Моко» у Кристины была роль в массовке, всего две сцены, но одна из них с Габеном. Больше она не снималась.

Кристина написала Габену, чтобы попросить совета, но ответа не получила. Побывала на студии в Бийянкуре, попробовалась на роль в костюмном фильме об эпохе Великой французской революции, о результатах ей не сообщили, и она убедила себя, что должна переехать во Францию, ибо только там можно добиться успеха. Решено: после премьеры пьесы и гастролей, если таковые состоятся, она отправится в Париж.

– Это будет катастрофа, если Кристина уедет. Я без ума от нее, понимаешь? Ты должен мне помочь, Йозеф.

Морис сочинил историю о некоем актере, который преклоняется перед театром и презирает кино. Он прочел массу интервью со знаменитостями в «Синемонд» и «Синеревю», и все они утверждали, что истинное искусство «прописано» на сцене. Морис был профаном, но звездам доверял, а они относятся к кино свысока, считают его способом заработать легкие деньги, эрзацем, которым занимаются те, кто провалился на подмостках, не понравился придирчивой публике, готовой освистать любого, не умеющего играть классику. Кино – искусство иллюзий, актер становится марионеткой в руках ловкача-режиссера.

– Если Рэмю, Жуве и Гитри сходятся во мнении, им можно верить, разве нет?

Морис достал из бумажника сложенную вчетверо вырезку, аккуратно развернул и начал читать срывающимся от волнения голосом:

– «…Музыка расставляет нужные акценты, свет подсказывает зрителю, куда смотреть, умелый монтаж определяет за него, что он должен увидеть.