Они молча шли по пустынной улице д’Исли, она автоматически переставляла ноги и вдруг застыла перед освещенной витриной модного магазинчика, с ужасом вглядываясь в свое распухшее лицо. Кристина провела дрожащей рукой по губам, поправила прическу, промокнула носовым платком саднящие ладони и медленно повернулась к Йозефу:
– Скажи честно, я обезображена?
– Не беспокойся, я тебя подлечу.
– Все равно я завтра не смогу выйти на сцену.
Морис взял ее руку, поцеловал и улыбнулся:
– Немного грима – и никто ничего не заметит.
– Мы не делали ничего плохого. Просто выступали за мир.
– Они скоты, – утешил ее Морис.
Царапины и ссадины оказались поверхностными. Йозеф осторожно промыл их и обработал перекисью водорода. Помада «Красный поцелуй» замаскировала разбитую губу, а гематому на левом бедре смазали йодом. Кристине повезло: в стычке ей ничего не сломали, хотя она вырывалась, а может, даже кусала полицейского. Другой агент оторвал ее от сослуживца, толкнул на мостовую, потащил за руку, она сопротивлялась, пыталась подняться, получила удар локтем по носу, потом кто-то наступил на нее…
Кристина не собиралась сдаваться: она обязательно подаст жалобу за побои и украденную сумочку, бояться нечего, сотни свидетелей видели, с каким остервенением ее колошматили легавые.
– Мы вооружены только идеями, но они нас боятся.
– У меня есть знакомый адвокат, жесткий ловкач, если хочешь, можем его нанять, – предложил Морис.
– Еще как хочу!
– Завтра утром тебя осмотрит мой врач и выдаст свидетельство.
– Ты прав.
– Дело принципа, любовь моя, в борьбе за мир торговля неуместна.
– Хорошо, что у меня есть ты.
Йозеф с удивлением взглянул на Мориса: тон у него был очень убедительный, но глаза он прятал.
– Гитлера красивыми словами не остановишь, – бросил Йозеф. – Всех немецких пацифистов он перебил, тех, кто сопротивлялся режиму, отправил в лагеря. Войны не миновать.
– Ты понимаешь, что будет бойня? Это же чистое безумие! – огрызнулась Кристина.
– С фашистами нельзя вступать в переговоры. Столкновение неизбежно. Что станешь делать, когда они нападут? Придется защищаться, так что пора начинать готовиться.
– Если все будут поступать, как это сделал ты, не поехав в Испанию, Гитлеру не о чем беспокоиться.
– Ты просто жалкий завистник.
– Некоторым хватает мужества, другие родились трусами.
Йозеф был растерян, обижен и разозлен:
– Вот, значит, как: за Испанию воевать следовало, а против Гитлера нет? Знаешь, в чем главная проблема пацифистов? Все вы глупы как пробки!
Йозеф ушел и не обернулся. Никто его не окликнул, не попытался вернуть. Он надеялся, что вечером к нему заглянет Нелли или Морис, но они не пришли.
Каждый новый день усиливал терзания Йозефа. Он говорил себе: все кончено, лучше разозлиться и остаться одному, чем предать себя, но не мог не понимать, что у него проблема, что он был слишком непримирим и обидел друзей. Он не жалел о сказанном, но разрыв с Морисом, Кристиной и Нелли тяготил его. Он думал о ссоре днем и ночью, понимал, что Кристина была одновременно права и не права, и не мог не уважать ее за силу характера и твердость убеждений. Кроме того, она попала в больную точку: он действительно искал предлог, чтобы не записываться в интербригаду. Да, он раньше других понял всю безнадежность борьбы с франкистами, но это слабое извинение.
Нелли появилась через две недели. Она курила у подъезда и издалека заметила, как Йозеф идет по тротуару, читая на ходу газету.
– Ты дуешься? – спросила она, и он не нашелся что ответить. |