Йозеф радовался как ребенок, обнаружив, что превосходно танцует мамбо.

Впрочем, в стаде всегда находится паршивая овца: «Пойду домой, мне завтра на работу».

Всем завтра на работу…

До завтра.

Они доехали до сквера Нельсона, закурили, и Морис сказал, что решил переехать – переселиться в хороший квартал где-нибудь в Верхнем городе, например на улице Мишле или Орас-Верне, да все руки не доходят.

– Как поживает Кристина? – поинтересовался Йозеф.

Морис отвернулся, выбросил окурок в окно, и Йозефу показалось, что другу не хочется говорить на эту тему. Булочник поднял металлические жалюзи, и до них донесся запах свежей выпечки.

– Она на гастролях, должна скоро вернуться – кажется, на следующей неделе. Не упоминай при ней «Санта-Лючию», ей не нравится это кабаре.

Как-то раз, в начале июня, Йозефа позвала к телефону улыбающаяся мадам Арман: «Вам звонит дама». Секретарь Сержана провела Йозефа в свой кабинет и проявила деликатность, оставив его одного.

– Йозеф, это я, Кристина.

– Как же я рад тебя слышать!

– Морис рассказал, что ты вернулся, и я чуть с ума не сошла от счастья.

– Правда?

– Мы ужасно волновались, но я была уверена, что снова тебя увижу. Мог бы зайти поздороваться.

– Мне нужно было время, чтобы адаптироваться.

– Сегодня вы ужинаете у меня.

– Ты теперь готовишь?

– Готовлю… иногда. По случаю твоего возвращения, так и быть, расстараюсь.

– Я так рада, что ты вернулся!

Йозеф пришел первым и смог оглядеться. Квартира была чисто убрана, одежда больше не висела на стульях, подушки, косметичка, книги и газеты были аккуратно разложены по своим местам. Стол Кристина накрыла на троих.

– Я приготовила жаркое. Морис обожает жаркое.

– Нелли не будет?

– Не говори мне о ней, достаточно того, что приходится работать вместе.

– Вы поссорились?

– Она манипуляторша, использует людей, а потом выбрасывает, как хлам. Прости, что говорю это, но уже через месяц после твоего отъезда Нелли «утешилась». Точно так же она поступила со мной. Когда у нее были проблемы, я ей помогла, потом у нее случился бурный роман с одним болваном – он называл себя актером! – и она съехала. Как мне теперь платить за квартиру?

Они пили аперитив, и Кристина без умолку говорила о Морисе: он два года работал и в штабе, и на Мореля, никто не понимал, как у него получалось, и ведь ни разу не сорвался, и ее поддерживал, она знает, что может на него рассчитывать, даже теперь, когда придется переехать в худший квартал, в жалкую студию.

– А может, найдешь новую компаньонку?

– Сегодня никому нельзя доверять. Ладно, оставим, лучше расскажи, где ты обретался столько времени?

– Мне пришлось несладко, не хочу вспоминать. Теперь все позади.

– Понимаю. Черт, уже половина девятого, Морис должен был появиться час назад, где его только носит?

– Ты по-прежнему работаешь с Мате?

– Мы только что вернулись с долгих гастролей, возили в Константину «Дон Жуана» Пушкина. Прием был исключительный. Мате предложили работу в метрополии, надеюсь, у него все получится.

Морис появился в четверть десятого, сказал, что умирает от жары, был сильно не в духе, но в подробности вдаваться не пожелал, сказал только, что занимается делом о наследстве, потому что, кроме него, уладить его некому.

– Главное в жизни – не отступать от своих принципов, верно? – спросил Морис, выпив рюмку анисовки со льдом.